Пятница, 19.04.2024, 18:38Главная

Меню сайта

Форма входа

Поиск

Друзья сайта

Статистика
Главная » 
"Desynchronization", drama, romance, Огата&Сай, глава 4
Глава 4

«Открываюсь в два часа. Прихвати "Мальборо"».

Огата усмехнулся и тут же поморщился. В такую смертельную рань – восемь утра – экран компьютера резал глаза. Он откинулся на кресле, снял очки и потер болезненно пульсирующие виски. Обычно он вставал не слишком рано, но сегодня вытащил себя из кровати, чтобы скинуть короткий запрос на мобильник доктора Киёхары, не найдется ли у нее времени осмотреть одного его друга – подробностей не требовалось, потому что знакомы они были уже много лет.

Кофе. Кофе – это хорошо. А потом сигарета. И, наверное, еще кофе. Вторая партия с Фудзиварой продолжалась до половины четвертого утра, хотя длилась бы еще дольше, если бы Огата не настоял на полуторачасовом лимите времени. Необходимость продумывать каждый ход на таком уровне по-хорошему требовала минимум по три часа на каждого, но Огата хотел успеть хотя бы немного поспать. И позволить Фудзиваре не ложиться всю ночь он тоже не мог, потому что в этом случае Киёхара устроит ему головомойку – раз уж он временно взял на себя обязанность заботиться о здоровье Фудзивары. У доброй госпожи-доктора словесные выволочки были доведены до уровня художественного мастерства.

Во второй партии Фудзивара, в отличие от первой, не делал особо впечатляющих ходов и его глаза не приобретали характерный налет древности, но его сильной, изящной игры, к удивлению Огаты, оказалось достаточно для победы в шесть моку. Огата предполагал, что во второй раз у него будет некоторое преимущество: его го во многом строилось на анализе, так что, чем лучше он был знаком со стилем игрока, тем лучше играл против него.

По всей видимости, Фудзивара обладал тем же талантом.

Огата улыбнулся в предвкушении. Он не мог дождаться, когда они с Фудзиварой сыграют еще, а теперь, когда они познакомились, в будущем им, конечно, предстоит множество игр. Фудзивара скорее всего живет где-то в Токио, так что им будет удобно встречаться, чтобы сыграть партию-другую. Остается лишь надеяться, что у Фудзивары не окажется чересчур требовательного начальства или ревнивого партнера или партнерши. Людей, не играющих в го, нередко раздражает то, что они считают «пустой тратой времени»; именно из-за этого он расстался не с одной девушкой. А одна из них даже швырнула в него пригорошней камней, когда он напрямик заявил, что го для него гораздо интереснее, чем она. (Огата по-прежнему придерживался мнения, что, если она не хотела честного ответа, то нечего было и спрашивать). Но такой фанатик го, как Фудзивара, наверняка сумеет выкраивать время вне зависимости от личных обстоятельств.

После нескольких чашек кофе и двух сигарет Огата наконец-то почувствовал, что готов к новому дню. Он принял душ, достал пару свободных белых брюк и темно-зеленую рубашку, подходящую к его любимому кожаному пиджаку. Так, а что же подобрать для Фудзивары… Одежда его высохла, но до сих пор попахивала водой канала. Да и доктор Киёхара вряд ли оценит, если Фудзивара явится к ней на осмотр в пятислойном одеянии. Огата достал джинсы, которые были ему узковаты в бедрах, ремень и синюю рубашку. Затем он вытащил боксеры – от необходимости давать свое нижнее белье другому человеку было довольно неловко. Надо же, оказывается, даже он, когда дело доходит до таких вещей, впадает в скромность. Что до обуви, Фудзиваре придется удовольствоваться любой, лишь бы подошла.

Фудзивара сидел на диване, еще толком не проснувшись, когда Огата, вежливо постучавшись, вошел и протянул ему одежду. Фудзивара покраснел и, запинаясь, стеснительно поблагодарил его, ничем теперь не напоминая совсем недавно властвовавшего на гобане игрока.

– Примешь душ, потом позавтракаем. До приема у врача время еще есть, так что я планирую разобрать кое-какие партии моего будущего противника. В конце месяца у меня важный матч, поэтому, если ты не против, я был бы благодарен, если бы ты присоединился.

Фудзивара засиял так, как будто только что выиграл в лотерею. – Конечно! Если моя помощь в подготовке пригодится, сэнсэй, – добавил он почтительно.

– Определенно пригодится. И не называй меня сэнсэем, – сказал Огата уже без особой надежды. Фудзивара в этом отношении напоминал ему его мать: когда та считала, что «так надо», то не обращала внимания на просьбы, просто вежливо делала вид, что не слышит протестов. Такой избирательный слух был одним из самых полезных ее талантов, и в тех случаях, когда сам Огата не лез от него на стенку, он им даже восхищался. Он надеялся однажды унаследовать от нее этот дар, чтобы пополнить свой арсенал в непрекращающейся войне против Кувабары.

Скоро, старик. Скоро.

***

Фудзивара – просто воплощенное негодование – стоял, скрестив руки и задрав нос, на щеках пылали яркие пятна румянца. Огата никак не мог перестать смеяться. Поза Фудзивары мешала этому еще больше.

– Не вижу, что такого ужасно смешного в том, что я сказал, – отрывисто сообщил тот, видимо, испытывая жесточайшее искушение сказать нечто куда менее вежливое.

– Извини. Я вовсе не хотел посмеяться над тобой, просто… впервые в жизни слышу, чтобы кто-то так назвал компьютер. Ты его описал так… – Огата попытался подыскать термин подипломатичнее, чтобы смягчить Фудзивару, – уникально…

На извинение это тянуло слабовато, и Фудзивара, похоже, тоже так считал. Он хлопнул сложенным веером по ладони, его глаза опасно блеснули. – «Уникальный» – значит «смешной»? В таком случае, сэнсэй, будьте добры сами мне описать этот… компьютер.

Уж точно не как «коробка, в которой сидят игроки в го», с иронией подумал Огата. Войдя в кабинет, Фудзивара очень обрадовался, завидев компьютер, и именно так его и обозвал. Амнезия явно повредила его понимание современных технологий. Во время завтрака Огата заметил, что Фудзивара очень внимательно следит, как он обращается с микроволновкой, а чуть позже тот сам осторожно подошел подогреть стакан с напитком. Что-то странное было в том, как он прикасался к микроволновке – как будто знал, что это такое, но никогда не пользовался ею сам. Как будто прежде видел микроволновки разве что по телевизору или что-то вроде того. Огата никак не мог избавиться от безумной теории, что его гость воспитывался в монастыре любящими играть в го и не имеющими контакта с внешним миром монахами в старинных одеяниях. Впрочем, это не объясняло, каким образом Фудзивара тогда сумел бы устроить под ником с а й такую шумиху в интернете.

Но сейчас гордость Фудзивары была уязвлена, а Огате требовалась его помощь. Поэтому он кратко объяснил, что такое компьютер и интернет, а также наглядно продемонстрировал.

– Ах, вот как, – умиротворенно произнес Фудзивара, когда тот закончил. Он указал веером на кабель модема. – Значит, если вытащить этот шнур, то с другими игроками поговорить уже будет нельзя.

– Именно, – Огата довольно кивнул. Он терпеть не мог объяснять дважды. Умственные способности иных игроков в го порой не распространялись дальше гобана (один выдающийся корейский про не умел завязывать шнурки чуть ли не до двадцати лет), но Фудзивара, к счастью, таким не был. Нарушение его памяти состояло лишь в том, что до поры до времени у него отсутствовали точки ориентира.

– Хочешь попробовать? – Огата встал и жестом указал на кресло. Интересно посмотреть, сохранились ли у Фудзивары навыки обращения с компьютером, даже если он об этом ничего не помнит так же, как это было с го.

Фудзивара наклонился к монитору со смесью энтузиазма и боязни, но тут ему на глаза попалась пачка распечаток кифу. – Нет, спасибо, не сейчас. Может, лучше сыграем?

– Конечно, – Огата подал ему кифу. – Это игра моего противника. Его зовут Курата Ацуси. Он стал про относительно недавно, но талантлив, так что мы с ним играли довольно часто, и он знаком с моим стилем. Я буду благодарен, если ты разберешь эти партии, а потом сыграешь со мной так, как с твоей точки зрения сыграл бы он. Я хочу определить, есть ли в моей игре слабые места, которыми он может воспользоваться.

– М-м-м… Хорошо, – рассеянно кивнул Фудзивара, усевшись на пол и с головой погрузившись в изучение распечаток. Все успешные про обладали сильными навыками концентрации, хотя, конечно, одни больше, другие меньше. (Огата любил вспоминать, как Тоя Мэйдзин за игрой целую минуту не замечал звона пожарной сигнализации. А когда он все-таки обратил внимание, что люди вокруг бегут к дверям, озадаченное выражение на его лице было незабываемо).

Просьба Огаты никак не относилась к разряду легких – большинство игроков попросту не в состоянии в течение всей партии копировать чужую манеру игры, но Огата не сомневался, что Фудзиваре подобное по плечу. Их вторая игра его в этом убедила. Огата прекрасно знал, что в его игре есть свои особенности и привычки, но они не являлись слабостями, которыми можно воспользоваться, – слабости сэнсэй из него выбил много лет тому назад. Но к середине игры Огата уже был охвачен смесью ужаса и восхищения: Фудзивара отвечал на его ходы со сверхъестественной точностью, словно читая его мысли. К характеру его игры Фудзивара уже приспособился, и теперь с отменным коварством применял это знание против Огаты. Нарушить все планы Огаты ему, конечно, не удалось, но все же для того, чтобы захватить и удержать лидерство вплоть до ёсэ, ему хватило.

Огата знал, как быстро с а й умеет приспосабливаться к противнику, но столкнуться с этим лично было совсем другое дело. Кифу с а я был посвящен один вебсайт, созданный китайским игроком, скрывающимся под ником old man 'n' sea. Огата внимательно просмотрел содержимое сайта: old man 'n' sea с трудом наскреб десять записей игр, сыгранных с а е м за его недолгий взлет в NetGo. По сравнению с реальным количеством игр, которые с а й, по слухам, сыграл за это время, десяток был ничтожным числом – пытаться по ним оценить его феноменальное развитие за это время, несмотря на отсутствие гораздо большего количества записей, было все равно что просматривать куски кинопленки без ключевых сцен – кадры дергаются, внезапно и непонятно меняются. Просматривая эти кифу, Огата не уставал изумляться разнице между партиями с Тоей Акирой и с Тоей Мэйдзином. Обе были отлично сыграны отличными игроками, но контраст между уровнями игры поражал.

То, что игрок способен достичь подобного прогресса всего за один год, было крайне редко, но не совсем невероятно. В Китае и Корее было несколько вундеркиндов, чья игра развивалась стремительными скачками по мере взросления. Среди взрослых такое встречалось гораздо реже, но все-таки встречалось – основным примером служил как раз Курата.

Но Огата и представить не мог, что игрок, пусть даже сам с а й, способен к такому прогрессу после одной-единственной игры, тем более не имея достаточно времени на то, чтобы досконально ее обдумать. Теперь Огата больше не сомневался, что с а й – Фудзивара – гений го в самом прямом смысле этого слова. За доской этот человек был просто монстром.

Упомянутый монстр поднял голову, лучась от радости, будто только что развернул особенно замечательный подарок. – У Кураты-сэнсэя весьма сильная интуиция! И к тому же очень интересные идеи, и при этом он достаточно силен, чтобы реализовать большинство из них. Сколько у тебя времени до матча с ним?

Огата быстро прикинул в уме. – Сегодня 6-е мая, а матч 29-го. Значит, чуть больше трех недель.

Глаза Фудзивары за открытым веером остро блеснули, вызвав у Огаты мысль о камышовом коте, выслеживающем добычу из засады. – Времени еще много.

Великолепно. Фудзивара только что согласился в течение нескольких недель готовить его к матчу, и Огата был чрезвычайно рад, что его, а не Курату – которого ждет милый сюрприз. Госэй снова будет его.

***

Когда они сели в Мазду, Фудзивара не произнес почти ни слова, расширенными глазами глядя на проносящиеся мимо пейзажи и при этом прижавшись носом к окну, словно маленький мальчик. Огата вспомнил Тою Акиру, когда тому было три года. Был жаркий день, лениво стрекотали цикады. Акико-сан ушла в дом что-то захватить в дорогу, а Огату оставили присмотреть за Акирой, сидевшим в детском автомобильном кресле. Огату тогда поразило, что малыш не плакал, не ерзал, просто смотрел сквозь окно машины, его ясные глазенки впитывали каждую деталь так внимательно, как будто он изучал партию на гобане. Огате всегда нравился Акира-кун.

Он поставил в плеер диск Грейс Джонс. Голос ее нельзя назвать красивым в обычном понимании этого слова, но зато он теплый, в нем чувствуется душа.

– Ты знаешь… английский? – спросил Фудзивара несколько песен спустя.

– Да, – ответил Огата, не вдаваясь в объяснения, что английскому он научился от матери, потому что в таком случае пришлось бы отвечать на неизбежные вопросы о ней.

– Ах, Огата-сэнсэй такой талантливый, – произнес Фудзивара, но с таким отсутствующим видом, словно искал что-то в своей поврежденной памяти

Наверное, пытается вспомнить, знает ли он сам какой-нибудь иностранный язык, подумал Огата с ноткой сочувствия. Он не мог представить, каково это – ничего не знать про самого себя.

Вскоре они остановились у клиники. Это была небольшое здание с самым обыкновенным, но респектабельным кирпичным фасадом и белой дверью. Пока они входили, Фудзивара жался поближе к Огате, чуть не наступая ему на пятки. Регистратор – молодая женщина с приятной улыбкой – подала Фудзиваре ручку и листок с медицинской анкетой.

Фудзивара сел в кресло и, хмуря брови, вписал дату, фамилию, пол, а также то, что он правша. В строке «На что жалуетесь» он изящным каллиграфическим почерком написал: «Я ничего не помню». – А доктор не рассердится? – прошептал он, кивая на почти не заполненную анкету.

– Конечно, нет, – ответил Огата. – С этим все равно ничего нельзя поделать.

В приемную вышел застенчивый подросток с рукой в гипсе. Следом за ним шла доктор Киёхара, хрипловатым голосом курильщика диктуя мальчику список указаний. Огата отметил, что со времени его последнего визита в ее темных волосах появилось еще несколько седых прядей. Надо будет обязательно сказать ей об этом.

– И абсолютно никакого спорта в течение шести недель, даже пробежек. От этого может сместиться кость, тогда она срастется неправильно, и рука у тебя будет, как у мутанта. А девушкам такое совсем не нравится, – мальчик часто кивал головой в знак согласия. Оплатив счет, он поспешно покинул офис.

Доктор Киёхара посмотрела ему вслед с материнской улыбкой, а затем повернулась к девушке в регистратуре и жизнерадостно произнесла: – Канако-тян, бейсбольный тренер в школе Тосэй – Судзуки-сэнсэй, верно? Позвони ему и скажи, что если он позволит этому пареньку даже просто посмотреть на бейсбольный мяч, я съем его правую руку на обед.

– Да, мэм, – прощебетала регистраторша, уже набирая телефонный номер.

Фудзивара прижал к груди папку с опросником наподобие щита. – Страшная! – беззвучно прошептал он Огате.

Пронзительный взгляд Киёхары обратился на них подобно ястребу, завидевшему добычу. – Огата-кун, ты должен был прийти на осмотр еще три месяца назад, – с притворным неодобрением сказала она, поджав губы.

Огата встал и слегка поклонился. – Боюсь, я был слишком занят, защищал свой титул.

– Это не причина пренебрегать своим здоровьем, молодой человек.

– Не смею спорить с вашей зрелой мудростью, – Огате не удалось подавить смешок, и глаза Киёхары блеснули от удовольствия при этом ответном выпаде. – Доктор Киёхара, это Фудзивара-сан. Фудзивара-сан, это доктор Киёхара.

Фудзивара изящно поклонился. – Приятно с вами познакомиться. Пожалуйста, примите уверения в моем почтении, – произнес он ясным, искренним голосом.

Заметно смягчившись, доктор Киёхара вернула поклон. – Мне тоже очень приятно. Итак, давайте посмотрим, что тут у нас, – она взяла анкету. – Амнезия, хм-м-м? Что ж, я вас осмотрю и решу, что можно сделать, – она похлопала Фудзивару по руке. – Огата-кун пока подождет своей очереди. Уходя, Фудзивара бросил через плечо встревоженный взгляд на Огату, и тот ободряюще ему кивнул, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Ему было непривычно играть роль чьей-то поддержки.

***

Огата дочитал до половины апрельский выпуск «National Geographic», когда Фудзивара и Киёхара вернулись. Киёхара веселым голосом, каким всегда рассказывала истории, говорила: – …и тогда он выучился играть левой рукой, потому что правой постоянно ронял камни, а терпения подождать, пока заживут пальцы, ему не хватало. И при этом так смешно дулся, потому что левой рукой ему играть не нравилось, – Фудзивара бросил взгляд на Огату, закрывая губы ладонью, чтобы скрыть улыбку, и Огата подозрительно прищурился.

– Опять рассказываете про меня всякие байки?

– Ах, но ты был таким милым мальчиком, Огата-кун, – доктор вздохнула. – А потом вырос, и у тебя испортился характер.

Огата решил, что комментарий на тему, что сама она за это время поседела, отпускать не стоит, учитывая, что его сейчас потащат на просроченный медосмотр. Может, характер у него и испортился, но он не дурак.

Доктор Киёхара повернулась к Фудзиваре. – Вечером можете снять повязку, – левый рукав у него был расстегнут и закатан, выше локтя был намотан толстый слой бинта. Она подала Фудзиваре визитную карточку, и тот с поклоном ее принял. – Я направляю вас к доктору Ямаде на МРТ, но если у вас возникнут какие-либо вопросы или вы почувствуете себя больным, не стесняйтесь мне звонить. Или если захотите послушать еще историй про Огату-куна, – добавила она и подмигнула.

И Фудзивару, и девушку в регистратуре это предложение, похоже, привело в восторг. Огата знал, что доктора это только еще больше подзадорит – подольет масла в огонь, так сказать, – и он торопливо поднялся, не давая ей шанса приняться за еще один рассказ. – Отдаю себя в ваши руки, – произнес он с многострадальческим видом.

– Что, уже? – доктор Киёхара притворно надулась и, взяв у регистраторши больничную карточку Огаты, обратилась к Фудзиваре: – Фудзивара-сан, устраивайтесь пока, – она махнула рукой в сторону комнаты ожидания. – Постараюсь не держать его слишком долго.

– Какие у него шансы на полное выздоровление? – спросил Огата, как только они вошли в смотровой кабинет и оказались вне пределов слышимости.

– Сперва твое собственное здоровье, а за своего друга беспокоиться будешь позже, – ответила доктор, листая его карточку. Найдя последнюю запись, она щелкнула авторучкой. – Как ты в последнее время питаешься? Надеюсь, не одной только гостиничной едой.

– Я ем салаты, овощи. Из мяса в основном рыбу и курицу.

– Спорт?

– Несколько раз в неделю попеременно бегаю и занимаюсь на тренажерах.

Доктор удовлетворенно кивнула. Хотя она этого не говорила, Огата знал, что со времен приступа у Тои Мэйдзина она начала сильнее тревожиться о его собственном здоровье. Разумеется, генетического родства между ними не было, но доктор Киёхара была убежденной сторонницей теории «социальных заболеваний». Теория гласила, что люди, много времени проводящие друг с другом, зачастую одинаково питаются, испытывают одинаковые физические нагрузки и подвержены одним и тем же стрессам, поэтому у них вполне вероятны и одинаковые заболевания. Образ жизни игроков в го доктор Киёхара не одобряла: жестокая конкуренция, постоянные стрессы, многочасовое сидение в одном положении, частые поездки, прокуренные го-салоны.

– Стал принимать какие-нибудь таблетки?

– Только аспирин от случая к случаю. Обычно после долгого матча.

– Алкоголь?

– Как обычно. Только за компанию. Изредка банка пива после обеда.

– Сколько сигарет в день?

Да, от этого вопроса отвертеться сложнее. – Как правило, полпачки, – на самом деле в стрессовых ситуациях это превращалось в курение без перерыва.

Доктор Киёхара взглянула на него поверх своих очков в форме полумесяца. – Ты прекрасно знаешь всю опасность курения. Мы оба знаем, что этим убиваем себя. Но ты об этом проинформирован, и этого достаточно, – она рассмеялась так хрипло, что Огата заподозрил, что она сделала это нарочно. Если у него так охрипнет голос, курение точно придется бросать. Гордость не позволит разговаривать таким же скрипучим голосом, как у Кувабары.

Она поставила его на весы, померила давление, затем усадила на кушетку, проверила сердце, легкие и лимфатические узлы. Потом посветила фонариком в рот и уши.

– Ну как? – спросил Огата, безо всякой радости наблюдая, как она готовит шприц. Еще ни один его визит сюда не обошелся без того, чтобы его не укололи минимум один раз.

– Возмутительно здоров. Несмотря на все твои усилия по самоотравлению, легкие чисты, сердце в порядке. Признаю тебя годным еще как минимум на несколько матчей за титулы.

– Тогда зачем вам нужно тыкать в меня иголками? – Огата мрачно смотрел на шприц, пока доктор протирала его руку антисептиком.

– Профилактическая проверка на холестерин, дорогуша. Кое-что не в состоянии увидеть даже мой рентгеновский взгляд. У некоторых людей высокий уровень холестерина, даже если они правильно питаются. И хватит ныть. Тебя я уколю всего один раз. Твоему другу я поставила четыре укола, а он даже не глазом не моргнул

– Четыре? Откуда такой садизм? – Огата шутливо приподнял бровь, чтобы не морщиться от боли, когда игла проткнула кожу.

– Это очевидно. Твой потерявший память дружок не может припомнить, делали ли ему в детстве прививки. И даже если делали, взрослым необходимо проходить повторную вакцинацию. Тебе я в прошлом году делала от дифтерии и столбняка, помнишь? Еще я поставила Фудзиваре прививку от пневмонии, поскольку он какое-то время пробыл в грязной воде. Перебинтовывая Огате руку, Киёхара нахмурилась. – Необходимо тщательно следить, не появятся ли у него признаки лихорадки. Если появятся, мне придется взять в том месте воду на анализ, – она нацарапала несколько строчек в больничной карточке и захлопнула ее. – Ну что, Огата-кун, я закончила. Пойдем в мой офис и поболтаем. Мы не можем разрушать наши легкие в смотровом кабинете.

Маленький офис доктора Киёхары (или «командный пункт», как она его с любовью называла) был завален книгами и медицинскими журналами, но на столе орехового дерева царил идеальный порядок. Сейчас на нем стоял небольшой стильный ноутбук.

Огата протянул доктору пачку «Мальборо», поднес зажигалку, достал свои «Ларк» и с удовольствием затянулся, чувствуя, что успокаивается. Хотя он ни за что бы в этом не признался, уколы его всегда нервировали. – Итак, мы установили, что я протяну еще достаточно, чтобы вырвать Хонъимбо из цепких лап Кувабары. Что насчет Фудзивары?

Киёхара выдула в потолок колечко дыма и задумчиво посмотрела на Огату сквозь очки. – Он рассказал мне, как ты его осматривал прошлым вечером. Неплохо, Сэйдзи-кун, хотя из мединститута тебя бы за это выгнали.

– О?

– У него тяжелая амнезия. Ужасно тяжелая. В своей врачебной практике я несколько раз имела дело с черепно-мозговыми травмами, но последствия даже близко не были такими серьезными. Ты должен был отвезти его в больницу на снимок еще вчера вечером, сразу, как только понял, что он не может ответить даже на самые простые вопросы о себе самом, – она покрутила в пальцах сигарету. – Но, справедливости ради, я не думаю, что была бы какая-то разница.

– Что вы имеете в виду?

– Его амнезия, насколько я могу судить, не связана с падением в воду. Если бы он захлебнулся настолько, что это привело к повреждению мозга такой степени тяжести, то у него почти наверняка наблюдались бы нарушения двигательной активности, в легких бы прослушивались хрипы. Но он сказал, что никаких проблем с дыханием у него вчера не было – ни кашля, ни одышки.

Огата кивнул. – Голос у него был хриплый, но и только.

Киёхара снова выдула дым. – Плюс еще вопрос, как он вообще очутился в канале. Чаще всего случайно захлебываются дети – то родители забудут запереть ограду пруда, то малыш решит, что сунуть голову в ведро с водой – это очень весело. Следующая группа риска – юноши от четырнадцати до двадцати с небольшим. Обычно связано с алкоголем или наркотиками. Иногда с водным спортом, например, с нырянием со скал. Но если он занимался каким-то подобным спортом, то обязательно были бы видимые травмы – сломанные кости, ушибы. Он сказал, что не пил, а когда я его спросила про наркотики, пришел в недоумение.

– Когда я его нашел, он не был ни пьян, ни под кайфом, – сказал Огата. – Иначе я бы ни за что не пустил его в свою машину.

– Я так и подумала, ты ведь так любишь свою малышку. Но скоро я буду знать точно, употреблял ли он наркотики за последние три месяца.

– Вы взяли его волосы на наркологический анализ? – недоверчиво спросил Огата. Волосы – единственная часть тела, по которой можно установить употребление наркотиков за такой долгий период времени.

Доктор Киёхара даже глазом не моргнула. – Я ему не сказала, что это на наркотики. Но я должна знать, с кем Сэйдзи-кун водит компанию. Если на тебя набросится сумасшедший наркоман, твоя мать перестанет приглашать меня на ужин. А она готовит куда лучше, чем я.

– Фудзивара – не сумасшедший наркоман. Он странный, но не сумасшедший, – заявил Огата как можно тверже, раз уж разговор зашел о о его матери.

– Сильная наркотическая зависимость стала бы подходящим объяснением и его провалам в памяти, и тому, как он очутился в канале. Но я склонна с тобой согласиться. Он не вписывается в картину.

– Что это значит?

– Физически: нет следов уколов, признаков быстрой потери или набора веса, проблем с координацией. Но главное, о нем явно хорошо заботились. Исключения существуют, но обычно люди, имеющие прочную поддержку со стороны родных, не подсаживаются на тяжелые наркотики. И даже если это случается, у мамочки с папочкой оказывается достаточно толстый кошелек, чтобы оплатить курс реабилитации.

Огата наклонился поближе и поправил очки. Он и сам отнес Фудзивару к людям, не знающим жизненных трудностей, но ему был интересен ход рассуждений врача. – Как вы это можете определить?

Доктор Киёхара ответила не сразу. – Для начала, его осанка. Он держит себя, как принц, я ни разу не заметила, чтобы он сгорбился. Также он чрезвычайно вежлив, разговаривал со мной только высоким стилем. Большинство молодых людей им вообще не владеют, а у него он безупречен. Судя по такой правильной речи, он получил хорошее образование. И еще его почерк. Думаю, он из семьи, строго придерживающейся обычаев, – ее губы изогнулись в улыбке. – Ты его правда поначалу принял за женщину?

Огата с трудом сохранил невозмутимый вид. – Я уже говорил вам, голос у него охрип. Тем более, у многих женщин низкий голос. И вообще, как то, что Фудзивара из «придерживающейся обычаев семьи», чем-то может помочь?

В ответ он получил взгляд, говоривший, что он упускает нечто совершенно очевидное. – Его семья скорее всего немедленно подала заявление о нем как о пропавшем без вести, возможно, даже наняла частного детектива.

– Он взрослый человек. Почему вы думаете, что его отсутствие заметят? – спросил Огата, примеряя ту же ситуацию на себя. Он обычно ужинал с матерью раз в неделю, иногда раз в две недели. Если бы он внезапно исчез, то наиболее вероятно, что первыми его отсутствие заметили бы в Ассоциации Го, из-за того что он пропустил назначенные матчи или учебные занятия. Но и они вряд ли бы моментально обратились в полицию.

– Такие родители, как у него, заметили бы. Тем более, сомневаюсь, что он живет один, – доктор Киёхара задумалась. – От человека с такой обширной потерей памяти вполне можно ждать хотя бы легкой паранойи, ведь он вообще ничего ни о ком не знает. Как узнать, что данному человеку можно доверять, если ничего не помнишь? А он – открытый, дружелюбный, отвечая на мои вопросы, ни разу не попытался уклониться. Подобная доверчивость бывает лишь у тех, о ком постоянно заботятся, кому не приходилось сталкиваться с реалиями жизни, – она покачала головой. – Фудзивара-сан, как мне кажется, вполне умен, но по его нынешнему состоянию юридически недееспособен. За ним нужно присматривать. Так что отвези его в полицейский участок – на то, чтобы проверить, не значится ли фамилия Фудзивара в списках пропавших без вести, у них много времени не уйдет. На МРТ его отведут уже мама с папой.

– Я не думал, что так уж необходимо привлекать полицию. Ожидал, что он постепенно начнет вспоминать сам. Например, то, где он живет.

– Его проблемы тебя в сущности не касаются, дорогой. Хотя случай сам по себе интересный. Мне-то уж точно будет интересно посмотреть результаты томографии.

На лице Огаты, видимо, отразилось его нежелание последовать совету, поскольку доктор Киёхара усмехнулась и погрозила пальцем. – Ах вот оно что, ты к нему неравнодушен. Признаюсь, мне было любопытно, почему ты принимаешь такое участие в совершенно незнакомом человеке – ты ведь даже одежду ему одолжил.

Огата потер переносицу. Доктор была в курсе, что время от времени он предпочитал мужчин – он считал неразумным утаивать от собственного терапевта свою сексуальную жизнь, а она относилась к данному факту совершенно спокойно. Хотя она много лет была очень близкой подругой его матери, Огата знал, что доктор Киёхара соблюдает профессиональную конфиденциальность и уважает принятое им решение, что его матери об этом знать незачем. С другой стороны, как его собственный друг, она любила иногда подкалывать его на тему его романов, реальных или мнимых.

– Я познакомился с ним только вчера вечером. Ничего такого между нами нет. Но он играет в го. Очень хорошо играет.

Доктор снова затянулась, обдумывая его слова. – Ты – Дзюдан. Из твоих уст это серьезный комплимент. Насколько хорошо? Любительский уровень? Профессиональный? В «Еженедельнике го» я его ни разу не встречала.

В го Киёхара играла только в качестве хобби, но именно она научила этой игре Огату, когда тот был еще ребенком, чтобы ей было с кем играть. А когда всего лишь несколько месяцев спустя Огата начал ее обыгрывать, она познакомила его с врачом, участвовавшим в любительских турнирах. Тот врач распознал в Огате талант и посоветовал ему заняться го профессионально. (Впоследствии Киёхара ворчала, что если бы она знала, что в результате Огата предпочтет го медицинскому колледжу, то ни за что не стала бы их знакомить. Впрочем, постепенно она нехотя признала его выбор и к получению им первого дана купила ему белый костюм, заявив, что так или иначе, все равно заставит его ходить в белом).

– Он не профессионал. Но я уверен, что именно он победил в NetGo Тою-сэнсэя, когда тот лежал в больнице.

Киёхара широко раскрыла глаза. – Вот черт, – наконец выговорила она. Среди игроков в го эта партия стала легендой. – Он так молод. Я-то думала, что противник Мэйдзина как минимум не моложе его самого. Но это ведь все  равно не поможет? Я слышала, что с а й всегда сохранял анонимность.

Огата кивнул. – Лично мне не удалось раскопать о с а е никакой полезной информации. Но Фудзивара, похоже, не помнит даже, как пользоваться компьютером, судя по его реакции на мой. Кстати, как вы считаете, сколько ему лет?

– Совершеннолетний, – ответила Киёхара с улыбкой, посрамившей бы даже Чеширского Кота. – Точно определить возраст трудно – некоторые люди стареют быстрее, некоторые медленнее. Но мне кажется, ему двадцать с небольшим. У него на лице нет морщин и руки молодого человека.

С наигранным разочарованием Огата сказал: – И что, современная медицина на более точную оценку не способна?

– Если только ты не хочешь, скажем, вырвать у него зуб, размолоть в порошок и послать эмаль на радиоактивный анализ. Тогда можно будет установить возраст с точностью до двух лет, – доктор Киёхара подбородком указала на номер журнала «Nature» на столе. – Просто поразительно, до чего дошла наука. Но я вполне уверена, что ему нет тридцати.

Огата невозмутимо встретил ее оценивающий взгляд. – Вот как? – небрежно произнес он, затягиваясь, как будто это не имело для него особого значения.

Доктор приподняла бровь. – Насколько я тебя, Сэйдзи-кун, знаю, ты занят прикидками, как использовать Фудзивару для совершенствования в го. Само по себе это не плохо, однако ситуация сложнее, чем только го. Ты имеешь дело с человеком, который сейчас очень уязвим. Мне не хотелось бы, чтобы ты впутался во что-то… неприятное.

– Я знаю. Спасибо вам за совет. Если к завтрашнему утру он ничего не вспомнит, я свяжусь с полицией, – Огата затушил сигарету в пепельнице и встал.

– Это наилучшее решение.

Доктор Киёхара вышла вместе с ним в комнату ожидания, где Фудзивара внимательно слушал болтовню регистраторши и смотрел фотографии ее детей. Огата оплатил счет, а доктор Киёхара вытянула у Фудзивары обещание когда-нибудь сыграть с ней партию в го. – Я слышала, что вы очень талантливы, – сказала она ему, и Фудзивара покраснел и принялся скромно отнекиваться.

***

– Сначала я думал, что доктор – страшная женщина, но на самом деле оказалось, что очень милая, – сказал Фудзивара, когда они сели в машину. – А тебе она сделала такую замечательную повязку!

Огата мрачно скосил глаза на свою руку, только сейчас заметив, что добрый доктор безо всякой необходимости налепила ему поверх бинта пластырь с рисованным медвежонком со слезкой в глазах и пластырем на мохнатой попе. – Шуточки у нее извращенные, – пробормотал он себе под нос, отодрал обидный намек и отдал Фудзиваре, который тут же с удовольствием налепил его на собственную повязку.

Но неведение, как говорится, есть благо, так что Огата решил не вдаваться в подробности своего разговора с Киёхарой, тем более что Фудзивара на нынешний момент знал всего двоих людей: Огату и ее. Точнее, троих, если считать регистраторшу. Три человека составляли весь мир, который был ему знаком. Остановившись в пробке, Огата покосился на него. Тот с довольным видом поворачивал перевязанную руку то так, то этак, любуясь блестящей наклейкой.

Огата подумал, что должен чувствовать к Фудзиваре жалость – но тот улыбался.

конец четвертой главы

Назад
 Далее

Примечания автора в сильно сокращенном виде:
1) Имя Ян Хай означает «океан», отсюда ник "old man 'n' sea”, т.е. «старик и море»
2) Корейский про, не умевший завязать себе шнурки, взят из реальной жизни.
3) В версии автора Огата в 2001 г. завоевал титул Госэй, а в 2002 г. потерял его и теперь стремится вернуть.
4) То, что Огата учился у Тои Мэйдзина еще до рождения Акиры, упоминается в манге непосредственно перед тем, как Акира играет с Огатой в лиге Хонъимбо.
5) В манге у Огаты в кабинете висит постер Грейс Джонс.
6) То, что Фудзиваре еще нет тридцати. Сдавать экзамен на про в Японии можно до тридцати лет.
7) Хикару с Саем на уроках английского дрыхли, поэтому Сай языка не знает, только умеет различить, что это английский.
Просмотров: 3677 | Рейтинг: 5.0/7 |
Всего комментариев: 0

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Copyright MyCorp © 2024 | Создать бесплатный сайт с uCoz