Fairy stories
Меню сайта
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
Статистика
| Главная » |
"Caesura", romance, NC-18, Ая/Ёдзи.
Название: "Звуки тишины" (в оригинале "Caesura") Автор: Eleanor K. Жанр: Romance Рейтинг: NC-18 Пары: Ая/Ёдзи Перевод: Irmie Редактура перевода: Lavender Prime Разрешение автора на перевод и публикацию: получено Оригинал: http://emungere.livejournal.com/43795.html Примечания автора: спасибо тебе, Cab, за то, что отредактировала этот довольно объемный текст всего за одну ночь, и тебе, Chrissy, за обычные твои терпение и поддержку. Когда-то, давным-давно в одном далеком-далеком AIM-чате (логи которого я не сохранила, о чем сейчас очень жалею), подняли тему Ёдзи-девственника. Becc просила меня написать этот рассказ, так что только справедливо, что она получает его на свой день рождения. Мир Ёдзи был соткан из неонового света, мерцал экранами, на которых сплетались тела, сиял блеском, который мог быть настоящим, а мог быть иллюзией, создаваемой слепящими дискотечными прожекторами, оглушал музыкой, такой громкой, что ее даже не было слышно. Он ощущал вибрирующее биение басов в животе, но все остальные звуки тонули в общем гуле. Он провел пальцами по ее руке, по руке девушки, с которой танцевал, девушки, которая его не знала и никогда не узнает. Он водил пальцами по ее руке, вбирая подушечками пульсацию музыки на коже. – Давай уйдем отсюда куда-нибудь? – прокричал он, хотя она не могла расслышать его слов. Он ткнул большим пальцем в ту сторону, где, как ему смутно помнилось, был выход. Разумеется, она только и ждала приглашения. Таковы были правила игры, в которой Ёдзи стал мастером. Те, кто считали, будто знают его, знали и об этом. Он обнял ее за талию и вывел на улицу. Было прохладно, и небо казалось бурым из-за облаков, поглощавших свет уличных фонарей, вывесок и витрин. Она задрожала, и он накинул на ее обнаженные плечи пиджак. Тонкие алые бретельки платья придавливали пряди ее прямых черных волос, соскальзывали по плечам словно нарочно для того, чтобы их можно было поправить. Он усадил ее в Севен, склонился к ней, чтобы пристегнуть ремень безопасности, подцепил бретельку, притянул девушку к себе и поцеловал. У ее губ был вкус гвоздичных сигарет. Ёдзи ненавидел гвоздичные сигареты. Но он все равно улыбнулся, облизнул свои губы, потом ее. – Какая ты сладкая. Он прекрасно знал, как играют в эту игру. Она улыбалась всему, чему угодно, но только не ему, и сказала, как ее зовут. Ему не должно было быть плевать, как там ее имя, и обычно ему не было плевать, но только не этой ночью. Этой ночью он был не в состоянии думать еще об именах. Она не спросила его имя в ответ, и он его так и не назвал. Они остановились у круглосуточного магазинчика, и, не став глушить мотор, он быстро сбегал за выпивкой. Потом они сидели в машине на стоянке у парка, в котором Кен тренировал детишек, и пили виски, знаменитое «Wild Turkey». Рука Ёдзи неуклонно перемещалась выше по ее бедру. – Нам лучше куда-нибудь пойти, – бормотала она. – Хочешь, чтобы я перестал? – шептал он, пробравшись рукой под ее блузку, сжимая грудь сквозь лифчик. – Нет, – выдохом. Ее дыхание обдавало лицо зловонным испарением гвоздик, виски и похоти. Он зашел бы дальше, но она отрубилась. Наверное, уже пила сегодня. Ёдзи не удивился. Именно по этой причине он их, как правило, и подцеплял, но даже если он не выискивал подвыпивших девушек, иногда они сами находили его. Что тоже его вполне устраивало. Так он мог избежать неприятной части совместного вечера. Он любил такие ночи, ночи почти галлюциногенной свободы в удовольствиях, но не любил вопросов. «Почему ты не хочешь зайти?» «Почему я не могу к тебе прикоснуться?» Или даже хуже, от девчонок посмелей: «Ты разве не хочешь меня трахнуть?» Конечно, хочет. И они обязательно развлекутся. Потом. Когда-нибудь. Не сегодня. Вечное «не сегодня», сколько бы ночей ни проносилось в потоке спиртного, сигаретного дыма и грохочущей музыки. Ёдзи не пытался докопаться до причин. Он и так их знал. И почти каждую же ночь старался о них не думать. Он покружил вокруг парка, пока сегодняшняя девушка не проснулась. И потом ему пришлось подъехать к тротуару, потому что ее начало тошнить от всего, что она успела выпить за вечер, а он обнимал ее за плечи и придерживал ей волосы. Никто не посмел бы сказать, что Ёдзи Кудо не настоящий джентльмен. Ей хотелось вернуться к себе, и он ее отвез. Даже довел до постельки и подоткнул одеяльце. Потом он снова сел в Севен, и поехал по продуваемым ветром пустынным улицам ночного города, поехал домой. Домой. В цветочный магазин с голыми комнатами обитателей и несколькими пустующими этажами над ними, потому что в Критикер не хотели, чтобы в здании жили ни о чем не подозревающие люди. Теоретически он был согласен. На практике же выходило, словно они жили в карантине. Четыре Джекила-Хайда, запертые в уединении и охраняемые от всего мира, чтобы никто не подцепил от них инфекцию. Ёдзи сомневался, что их болезнью можно заразиться, но никогда нельзя быть на сто процентов уверенным. Лучше перестраховаться, чем впоследствии жалеть. Не удивительно, что в Критикер закатили истерику, когда после всех проблем со Шварц и попытки воскрешения демона (или что там за херня на самом деле происходила), Ая настоял на том, чтобы его сестра переехала к ним. С другой стороны, девочка не совсем подпадала под категорию ни о чем не подозревающих людей. В Критикер едва ли могли рассматривать ее в таком качестве после того, как там попытались выкачать из нее информацию, которую, по их мнению, девочка могла получить, пока была в коме. Ёдзи припарковался на улице и приглушил негромко стучащий двигатель. Опять что-то засбоило. Придется завтра заглянуть под капот, если, конечно, им не дадут миссию. В комнате Аи-тян до сих пор горел свет, и в прямоугольнике окна четко вырисовывался ее силуэт, хотя все они тысячу раз ей говорили так не подставляться и не делать из себя легкую мишень. Он вытащил сотовый и набрал номер. – Алло? – Что-то ты больно живенькая для двух ночи. – Ёдзи-кун! В ее голосе всегда звучало столько счастья, когда он, наконец, объявлялся. Она всегда его обнимала, когда утром он сползал вниз. Кого другого на ее месте он бы уже давно убил за такую жизнерадостность, но она всегда заставляла его улыбнуться. Даже сейчас. – Эй, ребенок. Я звоню тебя отругать. – А что я сделала? – Ты сейчас где? – Я – дома! И ты это прекрасно знаешь, глупый. Ты же мне сюда позвонил. – Ага. Дома, значит. В своей комнате. А где именно в комнате? – У... Ой. – Ее силуэт исчез, задернулись занавески. – Кхм. Не у окна? – спросила она в ответ. – Ну, конечно, нет. Потому что ты хорошая девочка и помнишь, как с ума сходит твой старый добрый дядюшка Ёдзи, стоит ему представить, что тебя могут обидеть. – Прости. – Я знаю, что ты раскаиваешься, милая. Постарайся больше не забывать, хорошо? Я понимаю, фигово вот так жить, но ничего уж тут не поделаешь. Могло быть хуже, да? – Да, – согласилась она. – Я правда больше не забуду. А ты что делаешь? Ты где-то рядом? – Твой личный маньяк сейчас на улице прямо у входа. Она захихикала. – Тебе пора спать. Ты завтра работаешь в утреннюю смену. Вместе с Аей. Когда девочка только очнулась, Ёдзи решил, что ее брат снова начнет пользоваться настоящим именем, но ошибся. Она же на удивление легко привыкла звать его своим именем, так же легко, как, казалось, привыкла и ко всему остальному. Ая, похоже, был доволен явно нормальным состоянием ее психики. Ёдзи же в любой момент ждал срыва, когда она, наконец, все осознает. Забавно, действительно забавно, скорее, пессимистом должен был оказаться Ая. – Сейчас лягу. Немного тут посижу и лягу. – И покуришь? Вот почему это мне нельзя даже к окну подойти, а тебе убивать себя каждой затяжкой можно? – Очень образно. Хотя и неточно. – Наоборот, совершенно точно. Я для школы доклад делала. Знаешь, сколько в прошлом году людей умерло от рака легких? Он вздохнул. – Слушай, ты дашь мне передохнуть или нет? Знаешь, какие у меня шансы дожить до рака легких? Тишина. Черт, черт, черт. – Блин, малыш, прости. Я не то... – Уже бесполезно. Она приглушенно всхлипывала, наверняка отодвинув от себя подальше телефон, чтобы Ёдзи не услышал. Он что-то плел в трубку, жалея, что сейчас не рядом с ней наверху, и не смея сделать шаг. Он все только испортит. Он всегда все портит. Её голос сорвался как раз, когда она говорила ему, что с ней все в полном порядке, все хорошо, и что-то горячее так сдавило ему горло, что он просто нажал кнопку отбоя. Он смотрел на телефон, пока не погасла подсветка. Таймер на тускло светящейся панели Севен мерно отщелкивал пролетающие минуты. Ёдзи выругался, еще раз и еще. Сначала про себя, потом шепотом и, наконец, громко и вслух: – Ты долбаный, придурочный кретин. – Просто мои слова. Ёдзи поднял голову. Над ним, упершись рукой в дверцу машины, возвышался Ая. Его лица было не разглядеть в тени. Все, Ая его убьет. – Только побыстрее, – пробормотал Ёдзи, сгорбившись над рулем. Кажется, он набрался сильнее, чем предполагал. Молчание. Ёдзи не очень хорошо умел молчать. – С ней все в порядке? – наконец спросил он. – Все хорошо. Она не хочет рассказывать, что ты ей наговорил. Снова молчание. Вот Ая хорошо умел молчать. Это вообще был один из главных его талантов. Ёдзи вздохнул, поняв, что в этой игре он, как всегда, проиграл. – Сказал, что я не проживу столько, чтобы умереть от курения. Ая отвесил ему подзатыльник, несильный, по крайней мере, не такой сильный, каким мог бы его наградить, но и этого хватило, чтобы Ёдзи полетел вперед и врезался лбом в руль. Кудо не стал жаловаться. Заслужил. – Двигайся. Одно дело стукнуть. Вести его машину – совершенно другое. – Нет. – Поживей, Ёдзи. – Ты не сядешь за руль моей машины. – А ты не станешь доводить мою сестру до слез. – Ая... – Неизбежные, но от этого не менее ужасные, жалобные нотки прокрались в его голос. – Это моя машина. – А она моя сестра. Он мог бы привести и другие аргументы и знал об этом. Но Ая, положив скрещенные руки на дверцу машины, склонился ниже, оказался так близко, что пряди его волос, сдуваемые ветром, задевали лицо Ёдзи. Взгляд Аи был загадочными и спокойным, в нем появилась непривычная рассудительность, и это каждый раз невероятно нервировало Ёдзи. Слишком он привык к Фудзимие с полыхающим взором и такой ненавистью внутри, что она выстуживала все, до чего бы он ни дотронулся. Ёдзи сполна испытал это на собственной шкуре: он столько раз морозил руки и все остальное, пытаясь прикоснуться к Ае, что уже со счета сбился. – Но... – Раньше у него лучше выходило спорить с Аей, пока Ая, черт его возьми, не стал настолько благоразумным. – Ёдзи. Тот вздохнул и подвинулся, при этом зацепившись ногами за рычаг переключения передач, но Ая ухватил его за ремень и не дал рухнуть на сиденья. Рука Аи мазнула по его бедру, вынуждая отодвинуться, когда меньше всего ему хотелось отодвигаться, и, наверное, в этом и заключалось самое честное объяснение, почему он совершенно разучился спорить с Фудзимией. – Будь с ней понежней. Она ко мне привыкла. Кроме меня, на ней никто не ездил. Длинные пальцы Аи сжали руль. Большим пальцем правой руки он поглаживал обшитый кожей набалдашник рычага переключения передач. – Прости, – сказал Ёдзи. Слова прозвучали резко, словно он произнес их, вдруг испугавшись чего-то. – Тебе перед ней надо извиняться. – Я извинился. Перед тем, как повесил трубку. – Идиот. С этим он даже не собирался спорить. – Куда мы едем? – спросил Ёдзи. Ая свернул на шоссе к побережью. – Не беспокойся об этом. Он откинулся на сиденье, смотрел на разматывающуюся перед ними в свете фар пустую трассу и абсолютно ни о чем не беспокоился. Как же все-таки просто делать то, что ему говорит Ая. Так было всегда, но особенно явственно проявлялось сейчас. Ая теперь стал гораздо спокойнее, и хотя Ёдзи всякий раз, получая тому лишнее подтверждение, чувствовал себя как-то неуютно, тем не менее – по крайней мере, в теории – считал данное обстоятельство обнадеживающим. Должен же в их компании быть хоть кто-то трезвомыслящий, и этим кем-то ему явно не быть. Он закрыл глаза, чувствуя, как ветер ласкает волосы, словно пропуская их сквозь невидимые пальцы. Время перестало существовать. Наверное он уснул. А когда открыл глаза снова, в воздухе пахло солью, и пальцы в его волосах принадлежали отнюдь не ветру. Он хотел позвать Аю, но голос его не послушался. В горле слишком пересохло, язык словно разбух. Машина стояла, заехав передними колесами на песок уединенного пляжа. За облаками, тяжелыми громадами повисшими у горизонта, проглядывала луна. – Что... Что ты делаешь? Ая убрал руку. – А ты что делаешь, Ёдзи? – Не понимаю, о чем ты. – Я наблюдал за тобой. Он действительно наблюдал. Ёдзи заметил, что после того, как они вернули Аю-тян, фокус внимания Фудзимии-старшего повернул в другом направлении. Но то, как сейчас это произнес Ая, больше походило на угрозу. – Зачем? – Расскажи мне об Аске. Слышать ее имя, особенно от Аи, было сродни физическому удару. У них сложилось своего рода негласное правило касательно прошлого: ты не задаешь никаких вопросов, и сам ни о чем не рассказываешь. Хватало и собственной боли. Никто был не в силах разобраться еще и с чужой. Ая не должен спрашивать. Это меняло все. – Я...Я не могу... Не могу, Ая. Ая заправил выбившуюся прядку за ухо Ёдзи. Быстро отвел руку, прохладные пальцы задели шею. – Можешь. – Твердый голос. Неумолимый. – Расскажи мне. – Ая... – Снова эти жалобные интонации. Но теперь к ним примешивалась мольба: «Не заставляй меня рассказывать». Потому что сейчас Ая мог его заставить. Когда же все так изменилось? Раньше он без проблем мог послать Фудзимию. Ёдзи допустил ошибку, наклонившись навстречу этому мимолетному прикосновению к шее. Посмотрел в глаза Ае и увидел спокойную сосредоточенность, которой у него самого никогда не будет. – Почему ты хочешь знать? – прозвучало скорее как: «С каких пор тебе не похер?». Честный вопрос, даже если он раскрывал куда больше, чем хотелось бы Ёдзи. Ая поерзал на водительском сидении. – Потом объясню. Ответь мне. Фудзимие хотелось отвечать на вопрос Ёдзи не больше, чем самому Ёдзи хотелось отвечать на его. Нежелание проявлялось не в голосе Аи и не в том, как он сидел, или еще в чем-то, что можно было бы заметить. Ёдзи просто знал о нем, потому что уже сто раз видел, как Ая выпускает кому-то кишки. Потому что когда ты видишь, как человек убивает, то узнаешь о нем нечто такое, что не знает больше никто другой. – Но ты скажешь мне? – Потом. – Потом – это когда? Потом – сегодня вечером? До того, как ты умрешь? От этих слов губы Фудзимии сжались в тонкую полоску, он прищурился. Таким он становился, когда старался не рассмеяться. Это выражение лица было из новых, и очень нравилось Ёдзи. Он помнил недавнее прошлое, когда Ае не требовалось учиться сдерживать улыбки. – Сегодня вечером. Рассказывай, Кудо. Молчание, которое за последние несколько часов не перешло в разряд талантов Ёдзи. Шум набегавших на берег волн прибоя где-то дальше, на кромке пляжа. Воцарилась такая тишина, что он, наверное, мог бы услышать, как лунный свет скользит по воде. – Я встретил ее, когда мне было шестнадцать. Фудзимия все еще смотрел на него. Ёдзи видел отражающиеся в необычных сиреневых глазах отблески света далеких уличных фонарей. Они придавали глазам Аи зеркальное сияние, отчего совершенно невозможно было понять, что же скрывалось в их глубине. – Я работал на двух работах, чтобы помочь маме заплатить за съемную квартиру. После школы – в аптеке, а в ночную смену – в магазине с кассетами для взрослых. – При упоминании последней работы губы Аи дрогнули. – Да, да. Я уже тогда был полным извращенцем. Ая качнул головой, но ничего не сказал. – Она тоже работала в том видео-магазине. В одну смену со мной. И была на два года старше. Она всегда отдавала мне половину своего ужина, потому что у меня его никогда не было. Приглядывала за кассой, пока я дрых втихаря. Я тогда просто с ног валился. Запорол экзамены почти по всем предметам. Она помогла мне с математикой. Она кормила его, когда он голодал, обнимала, когда он был расстроен. Всегда давала ему именно то, в чем он нуждался. И она была чертовски сексуальной, хорошей и доброй, а еще у нее было самое непристойное чувство юмора из всех его знакомых. Это она рассказала ему тот анекдот про арбуз, порно-звезду и монашку, вспоминая который, он до сих пор смеялся. Просто он не мог подобрать правильных слов, чтобы Ая все понял. – Я любил ее. – О, да. Наверно, именно эти слова он и пытался подобрать. – Ну, ты знаешь, как это бывает, когда кто-то, кого ты любишь, входит в комнату, ты смотришь на него, и тебе, блядь, больно? Просто оттого, что смотришь на человека? Только потому что... Потому что это так много. Это все, и это прекрасно, и если... Ну, ты знаешь. Если. Ая кивнул. Он знал. Ёдзи понимал, что он знает, потому что видел, как Фудзимия смотрел на Аю-тян после того, как они спасли ее. Словно все это – просто сон, и когда он проснется, ему останется только убить себя, потому что он не сможет жить дальше, если все, что было, исчезнет, словно мираж. – Я сказал ей однажды. Что люблю ее. Она ответила, что тоже меня любит. Поцеловала меня в щеку и погладила по голове. – Он заметил, как Ая поморщился. – Да. Но, понимаешь, это было неважно. Потому что я был с ней, а на все остальное мне было плевать. Глубокий вдох. Ничего себе. Прозвучало просто жалко. Но Ёдзи решил, что ему все равно. Он не станет ничего приукрашивать ради Аи. Хотя бы раз в жизни не станет притворяться кем-то другим. – Мама умерла, когда мне было семнадцать. Сердечный приступ. Я нашел ее, когда вернулся домой из школы. Спустя две недели меня вышвырнули из квартиры. Я не смог заплатить за аренду без ее заработка. Я не говорил Аске, но, в конце концов, она сама догадалась, потому что от моей одежды начало вонять, и потому что заметила, что я не хотел возвращаться домой после своей смены. Она взяла меня к себе. И он целых четыре часа прорыдал весь в слезах и соплях. Нет, об этом он не станет рассказывать. Может быть, ничего плохого и не случится, если немного приукрасить правду? Он помнил, как она приготовила ему горячие бутерброды с сыром и сидела с ним, пока он, всхлипывая и икая, пытался их съесть, и что ему было все равно, что она вела себя скорее как мать, чем его возможная девушка. Она, как и всегда, давала то, что ему было нужно. И стоило только этим воспоминаниям вернуться, как у него защипало глаза. Проклятье. Ёдзи заморгал. – Как вы сменили работу в видео-магазине на детективное агентство? Об этом рассказывать было легче. Спасибо, Ая. – Из-за какой-то дурацкой книжки. Она учила английский, поэтому читала все, что только попадалось под руку, а кто-то забыл ту книгу в магазине. Она называлась «Ты хочешь стать частным детективом?» Думаю, это была детская книжка. Она ее перечитывала снова и снова. Потом магазин ограбили, и ей в голову втемяшилась сумасшедшая идея найти того, кто это сделал. И мы его действительно нашли. Мы были обалденной командой. – И вы начали свое дело. – Она поцеловала меня, – услышал свои слова Ёдзи. Слова, которые он не собирался произносить, и о которых его не просили, слова, сошедшие на его губы прямо из воспоминаний. И теперь он вынужден был продолжать, потому что Ая ждал объяснений. – Когда мы получили вознаграждение за то, что сдали того типа в полицию. Она была так счастлива, и просто... поцеловала меня. В первый раз. И в последний. – А потом? – Голос Аи был почти нежен. – Потом ничего. Мы выполнили несколько заказов. Я снял собственную квартиру. Потом. – Клуб «Райот». – Да. – Расскажи мне. – Они застрелили ее. Критикер нашли меня. Я хотел убивать. Кого угодно. Всех. Они дали мне такую возможность. Ая посмотрел на него так, что у Ёдзи зародились подозрения, что они обязательно вернутся к обсуждению этой темы. – А потом? – Нет никакого «потом». Ты хотел знать об Аске. Я тебе рассказал. – Та девушка. – Какая девушка? – Кёко. – Кёко не... Она была никем. Ничего не было. Я и знал-то ее всего один день. – Ты спал с ней. Он не знал, как воспринимать такой тон Аи. – Я не спал с ней. Почему все думают, что я с ней переспал? Она была не такая. Ладно. Она была такая. Немного. В конце концов, она ведь поехала с ним в горную виллу на выходные. Скорее, он был не таким парнем. – Ботан сказал, что ты стоял на балконе ее комнаты полуголым. Опять этот тон. Сумасшествием было думать, что Ая ревнует к Кёко. Вообще – к кому-то. По любому, это же полный бред? – Нужно было где-то курить. – Ты мог открыть окно. – Я смотрел, как она спит, понятно? Она выглядела... так... – Ты не спал с ней. – Нет, я, блядь, с ней не спал. – Ной? – Ты спрашиваешь, переспал ли я с Ной, когда думал, что она – Аска. – Да. Ёдзи ему врезал. Костяшки пальцев засаднило от удара по зубам. Одного удара ему было мало, но Ая перехватил его кисть, тогда Ёдзи поднял колено и почти сумел пнуть его в лицо. Ая распахнул дверцу автомобиля, потащил его за собой, и они выкатились наружу, прямо на песок, Фудзимия поймал запястья Ёдзи, не давая вырваться, и когда они, наконец, остановились у подножья небольшой дюны, прижал, заведя ему руки за голову. Тяжело дыша, сел на него. – Что, черт возьми, на тебя нашло, Кудо? – Трахал ли я девушку, решив, что она – Аска? Воспользовался ли ей, когда она не могла меня вспомнить, зная, что она не захотела бы меня, если б помнила? Воспользовался шансом залезть ей между ног, когда... – Его голос сорвался на последнем слове. – Когда я... Когда я только вернул ее? За кого ты меня принимаешь, Ая? – Молчание. – Она была для меня всем. Снова молчание, но на этот раз Ёдзи не мог его заполнить. Больше нечего было говорить, да он все равно не смог бы выдавить из себя ничего, кроме шепота. Слишком сильно ему сдавило горло. – Всем? – спросил Ая. Ёдзи едва не ответил «да». Всем, всегда, на веки вечные, аминь. Так это было для него. Когда она умерла, он забыл, каково это – хотеть кого-то, кроме нее. Но он заглянул в спокойные глаза Аи и не сказал «да». – Ты собирался мне объяснить, почему так хотел об этом знать. – Потом. – Уже потом. Я засек время. Тут Ая улыбнулся, впервые по-настоящему улыбнулся и уставился куда-то в песок рядом с лицом Ёдзи. Молчание. – Ну, так как, Ая? – Он чуть поерзал под придавившим его телом. Подергал запястьями, которые все еще сжимал Фудзимия, чтобы проверить, много ли у него пространства для маневра. Не очень. – У тебя катана в кармане, или это ты просто так рад меня видеть? Если у Ёдзи когда-то лучше получалось посылать Аю, то у Аи гораздо лучше получалось не смеяться над дурацкими шутками Ёдзи. Ёдзи чувствовал, как его едва не трясет от усилий сдержать смех. – Я тебя ненавижу, – сказал Ая, его губы подрагивали. – Если бы ты сказал это вчера, я, может быть, и поверил. – Правда, ненавижу, – повторил Ая, наклоняясь ближе. Теплое дыхание с запахом роз щекотнуло ему лицо. Ая опять тайком поживился у сестры французскими конфетами. Ёдзи поднял подбородок, чуть запрокинул голову и приоткрыл рот. Он хотел этого. Губы Аи были так близко, он почти чувствовал их вкус. – Я пытался понять, – пробормотал Фудзимия, – почему ты так себя ведешь. Но все равно не понимаю. Зачем все эти девочки, Ёдзи? Если никогда не было никого, кроме нее, тогда зачем? – Должен же я был продолжать искать? Не мог просто так сдаться. – Она бы не хотела, чтобы ты сдался. Ёдзи снова сглотнул слезы, ненавидя Аю за то, что он знал, а еще больше – за то, что произнес эту правду вслух. И каким-то непостижимым образом Ая понял и это тоже. – Прости, – сказал он. – Все идет не так, как я планировал. Ёдзи вздохнул. – Если ты не собираешься меня целовать, тогда слезь с меня на хер, ладно? Я хочу курить. Ая не слез с него. Он отпустил его запястья, выпрямился, вытащил зажигалку и сигареты у Ёдзи из кармана. Прикурил одну и сжал губами, изучая лицо Кудо. Ёдзи гадал, что же на нем сейчас отражалось, потому что настолько сексуального зрелища, которое являл собой курящий Ая, ему давно не доводилось наблюдать. Вытащив сигарету изо рта, Фудзимия зажал сигарету между большим и указательным пальцами, покрутил, изучая, потом повернул кончиком к себе. – Это просто сигарета, Ая. «Она тебя не укусит», – имел он в виду, но фрейдистские ассоциации дошли до него уже после того, как он открыл рот. И тут как раз Ая снова взял сигарету губами и затянулся, втянув щеки. Оказывается, до этого момента у Ёдзи по-настоящему не стояло. Ая выдохнул дым невероятно идеальными колечками и с легкой усмешкой встретился взглядом с Ёдзи. – Ты ведь не куришь, – не смог удержаться Ёдзи. – Я хотел научиться пускать колечки, когда мне было четырнадцать. Бросил в шестнадцать. – А почему бросил? – Услышал кое от кого, с кем тогда встречался, что у меня от этого рот по вкусу как пепельница. Кое от кого, отметил про себя Ёдзи. Не от девушки. – А ты не спросил, сколько пепельниц надо перецеловать, чтобы так хорошо знать вкус? – Спросил. Но все равно бросил. Он вложил сигарету в губы Ёдзи. Ёдзи затянулся, наслаждаясь сохранившимся на ней теплом губ Аи и перетекшим в легкие успокаивающим дымом. – Ты все еще на мне сидишь. – Да. Ёдзи многозначительно посмотрел на упиравшуюся ему в живот выпуклость в штанах Аи, но Фудзимию этот факт, казалось, совершенно не беспокоил. – Тебя просто невозможно смутить? – Бесполезное занятие. Ёдзи поднял бровь, выдохнул облачко дыма и снова скользнул взглядом вниз. – По мне, так не похоже на бесполезное занятие. Видимо, Аю все-таки можно было смутить, потому что после этого замечания он покраснел. Румянец залил его уши, спустился ниже, окрасив щеки. Ёдзи никогда прежде не доводилось видеть, как Фудзимия краснеет. И он хотел бы полюбоваться этим редким зрелищем еще раз. – Почему ты здесь, Ая? Почему мы посреди ночи играем в вопросы и ответы? Ая больше на него не смотрел. Он снова глядел на море или, может быть, просто куда-то в темноту над головой Ёдзи. – Ты сам знаешь. Хочешь, чтобы я сказал, и ты мог посмеяться? – Ая. – Ёдзи положил руку ему на бедро и сжимал, пока Ая не посмотрел на него снова. – Я не стану над тобой смеяться. – Ты мне нравишься, – выпалил Ая. Как будто признавался в чем-то неприличном и извращенном. Румянец вернулся. Фудзимия выглядел почти рассерженным. – Я пытался тебе помочь. – Не знал, что мне нужна помощь. – Три девушки за неделю, Ёдзи? Те ночи, когда ты возвращаешься домой трезвым, по пальцам пересчитать можно. Ая-тян волновалась. – Молчание. – Я волновался. В лучшем случае, ты подцепишь какую-нибудь ужасную болезнь, – сбивчиво закончил он. – Если это называется помощью, то спасибо, обойдусь. Прекрасно проживу без того, чтобы меня обзывал блядью парень, который мне едва не в лицо свой член сует. – Три девушки за неделю, Ёдзи! – И, естественно, ты тут же решил, что я их всех трахал? – Разве нет? – Нет! Ая, казалось, слегка удивился. А вот сам Ёдзи был более чем удивлен. Два года он позволял им думать о нем все, что заблагорассудится, а теперь вдруг решил защитить свою репутацию? Ему плевать, кем там Ая его считает. – Хорошо, и со сколькими из них ты переспал? Именно этого вопроса он хотел избежать, пытаясь заставить всех поверить в то, что он безостановочная секс-машина. Ёдзи открыл рот и, не издав ни звука, закрыл. – Ну и? Краска заливала щеки Аи. Это было заметно даже под выбеливающим кожу лунным светом. Нетерпеливые и требовательные нотки звучали в его голосе, а взгляд уже не был таким спокойным. Почему-то именно это подтолкнуло Ёдзи к ответу. – Ни с одной, – пробормотал он. – Ни с одной? – Ты что, оглох? Да, ни с одной, понял? Похоже, Аю это признание привело в замешательство. – Тебе нравятся парни? – Нет. Обычно – нет, – решил подстраховаться Ёдзи, поскольку маловероятно было, что Ая не заметил стояк, тыкающийся ему в задницу. – Но... никаких девочек? – Нет. – Но кто-то же есть... Кен? – Нет. Что? Блядь! Кен? Нет! Лицо Аи расслабилось. – Хорошо. Он к тебе что-то чувствовал. – Кен? Ты обкурился? – Нет, я серьезно. Я думал... Он кое-что говорил. Ты никогда?.. – Какую часть «блядь, нет» ты не понял? – Хорошо. Молчание. – Ты со мной на сегодня закончишь? Или дашь мне кончить? На твой выбор. – И ты еще удивляешься, почему мы считаем, что ты... ведешь беспорядочную половую жизнь? Он ведет беспорядочную половую жизнь. Как мило. – Что я шлюха, ты хотел сказать. – Значит, ты ни с кем не спишь. – Нет. Молчание. – Серьезно, Ая. Не хочешь ничего сделать? Что-нибудь? Ая опять смотрел на него этим спокойным, сбалансированным, пугающим взглядом. Все взвесил, оценил и пришел к заключению, что хочет, внезапно пронеслось в голове Ёдзи. – Что ты с ними делаешь? – спросил Ая. – С кем? – С девушками. Я знаю, что ты уходишь из клубов с ними. Раз в мусорных контейнерах не находят каждый день по женскому трупу, полагаю, ты их не убиваешь. – Самое страшное было в том, что Ая высказал свое предположение так, словно оно могло стать разумным объяснением происходящему. – Так что ты с ними делаешь? Ёдзи пожал плечами. – То же, что все делают на свиданиях в старших классах. Целуемся. Обжимаемся. Я стараюсь, чтобы они вернулись домой счастливыми. – А ты? Ты возвращаешься домой счастливым? – Наверно, примерно таким же счастливым, как любой парень после школьного свидания. – У меня их немного было в старших классах. – А как же некто, любящий целоваться с пепельницами? – Он долго не продержался. – Он? – Он. А у тебя? – Я был застенчивым, тощим и прыщавым, пока мне не исполнилось шестнадцать, потом работал весь день и еще полночи. – А потом ты встретил Аску. Отрезвляюще, словно какая-то волна вдруг докатилась до пляжа и накрыла обоих. – Да. – И больше никого не было, пока ты оставался с ней. – Нет. – И после нее тоже никого не было. Потому что ты все еще ищешь. Он понял, что не может больше смотреть Ае в глаза. – Я не то имел в виду... Я не... | |
| Просмотров: 1686 | Рейтинг: 5.0/1 | |
| Всего комментариев: 0 | |
