Название: "Цепная реакция" Автор: monpansie Действующие лица: Наоэ, Кроуфорд/Шульдих Рейтинг: R Содержание: Мысль – порождает цепочку мыслей. Действие – порождает цепочку действий. И наших и чужих. Иногда мы сами начинаем реакцию и отстраненно наблюдаем результат, а иногда становимся только звеном в чьей-то цепи…
1
Шульдих не любил оставаться с ним один на один. Не то, чтобы его
стесняло или напрягало и, уж конечно же, не пугало общество Наги - нет
- он просто не испытывал необходимости в его обществе. Никогда. По
крайней мере – припомнить не мог. Общение с теми, кто был моложе,
казалось Шульдиху напрасной тратой времени - размышлять о разнице между
отдельными особями ему было недосуг - он всегда думал – с невообразимой
тоской - что придется подстраиваться под уровень, ооо - а уровень
заведомо ниже - а не хочется – просто так не хочется, а взамен – если
уж напрягаться, то за что-то, да? - а ничего не надо – незачем и
стараться. Но Шульдих не уходит – ему лень. Лень. Лень. Лень. Он сидит
в кресле, ноги на низком столике, и просто разглядывает Наги.
Маленького худенького неразговорчивого… крысеныша - вот дословно мнение
Шульдиха. Оно пристрастное, и можно спорить относительно объекта и
определения объекта – все можно. Зато, без сомнения, экспрессивное.
С
Наги взгляд скользит на потолок – Шульдих уже в сотый раз рассматривает
светильник. И, в общем, ничего интересного нет и на потолке тоже.
У
Брэда к Наги особое отношение – и это отношение Шульдиха всегда
раздражает – такая добровольно принятая на себя забота о ком-то. Сам
Шульдих не выносит, когда о нем заботятся – или просто так говорит - и
не выносит, когда заботиться заставляют его – хотя никто ни разу не
заставлял. Но самое неприятное не это, нет, а наблюдать чужую заботу о
ком-то. Все эти игры «отец или старший брат» или вот еще - «мудрый
наставник». На самом деле Брэд ничего такого не разыгрывает, и его
общение с Наги достаточно холодное, часто менторское и бла-бла-бла, но
Шульдиха оно все равно раздражает – ну, пусть без причины. Или пусть по
причине, которую он не хочет озвучивать. Себе самому тоже. Так что с
вопросами - в порядке общей очереди.
- Перестань изображать молодого
папашу, Брэд. Выглядит глупо. – Нужно усмехнуться, когда это говоришь –
Брэд не воспринимает это серьезно, но все равно не любит насмешки – их
кто-то любит, м?
- Шульдих этим пользуется, но это не действие ради
действия - ему на самом деле хочется уколоть Кроуфорда, выставить в
дурацком свете перед самим собой - несложный трюк и крутой Оракул -
даааа, о даааа - вдруг становится сюсюкающим папашей – посредством пары
слов. Предложений. По крайней мере, так хочется в это верить.
Брэд
не отвечает на твое невероятно изощренное ехидство, ха - просто смотрит
на секунду дольше – это называется «тяжелый взгляд», но Шульдих готов к
поднятию таких тяжестей. Так вот, этот взгляд значит – «глупо, Шульдих».
О да, Брэд, я и сам знаю, что это глупо. Да, Брэд. Конечно, Брэд. Разумеется, Брэд.
Еще
забавно мешать Наги – занимать места больше, чем тот рассчитывает,
ронять, нарочно сталкивать со стола всю эту дрянь – папки, бумаги,
ручки - чем он там занимается? чем-то серьезным, конееечно! - был бы
кофе - опрокинул бы на документ поважней — и не поднимать уроненное,
даже не обращать на это внимания, все это само собой разумеется. Наги
молчит, сам все поднимает — не показывая вида, абсолютно - не смотрит
на Шульдиха, не реагирует, ничего не говорит.
И поэтому через какое-то время Шульдиху становится скучно. Столько действий, и все впустую. Но другого объекта для тренировок нет — по крайней мере, в пределах видимости.
- Наги, – говорит он равнодушным голосом, – а ты мастурбируешь?
- Да, – отвечает Наги, даже не поворачивая голову.
Вау!
Похоже, сопляк всегда наготове в его обществе – бедненький – Шульдих
чувствует слабенькое удовлетворение, но непростительно слабенькое.
-
Это правильно, – говорит Шульдих. – Тебе же надо как-то снимать
напряжение. По утрам. Ты подросток. А у тебя узкий круг общения, да и
вряд ли ты кому то нравишься - очаровывать с первого взгляда не твое
амплуа, смирись. А тут одни взрослые и придурки.
- И взрослые придурки, – говорит Наги холодно.
Шульдих пожимает плечами.
- Ты это обо мне? Но в любом случае – я в тебе не заинтересован. Масса причин.
- Причина одна, – говорит Наги – он по-прежнему не удостаивает Шульдиха взглядом – ты любишь быть снизу.
- Ого! – Шульдих поднимает брови. – А ты тоже любишь быть снизу?
Наги не отвечает.
И
возможны варианты — "почему" - сознательное игнорирование,
неуверенность в своих силах, ожидание подходящего момента для
подходящего удара — можно перебирать их до бесконечности. Все вместе, в
конце концов.
Просто Шульдих плевать на это хотел.
- Ну,
допустим, я преодолел себя, наступил на глотку собственным привычкам, –
Шульдих убирает ноги со стола и наклоняется к собеседнику – этому
юному, неразговорчивому собеседнику, который так отчаянно не хочет
общаться – и улавливает желание отстраниться. Но Наги не отстраняется -
молодец, железная выдержка, мальчик.Умница. - И захотел бы… - он
касается пальцами щеки подростка — вот так, провести сверху вниз, а
потом коснуться большим пальцем нижней губы – Наги мгновенно закусывает
ее – какая непокорность! - даже устаешь смеяться. А еще — заглянуть в
глаза, в самую глубь, да-да-да, - Вдруг по непонятной причине решил бы
облегчить сексуальную жизнь одного не слишком симпатичного подростка. –
Шульдих приближает свое лицо максимально близко – но лицо Наги ничего
не выражает, он молчит - но зрачки расширились – Шульдих знает это
ощущение острого неприятия и острого желания одновременно– настырный
червячок любопытства. Отчаянное желание ласки. И просто — желание. -
Вопрос в том, – Шульдих снова откидывается на спинку кресла, – что я
действительно в этом не заинтересован. Хахаха. Ты мне не нравишься. И я
люблю – как и ты, хахаха – быть снизу.
- Хотя я все равно мог бы
помочь тебе, – Шульдиху плохо даются роли бескорыстных дарителей и он
невыносимо переигрывает — неподходящая интонация и нестерпимая фальшь в
голосе - и заранее согласен с самой низкой оценкой за артистизм, но,
впрочем, он уверен в отказе и ничем не рискует, - познакомить тебя с
кем-нибудь, — Господи, ну с кем ты его познакомишь, хахаха. Но
повторимся – риск отсутствует. Совершенно.
- Я сам справлюсь, – губы сжаты, кулаки сжаты — классика.
- Ну, конечно, конечно, - говорит Шульдих, усмехаясь. – Конечно, ты сам справишься. Своими собственными руками.
Шульдих
мог бы солгать – Наги вполне мог бы нравиться – любители узких плеч,
бледной, эээ, полупрозрачной кожи, выразительных глаз и прочее и
прочее, через запятую, потом все вот эти слова - «хрупкий», «нежный»,
«ранимый», «изящный», что там еще? — спрос на такое всегда будет. Но не
солгал – Наги был из той замечательной породы людей, которая никому не
нравится — необщительных, замкнутых - все это опять-таки с
прилагательным «ранимый» — практически самый невкусный коктейль из
возможных. Неспособные на похвалу. Вообще – на выражение чувств. Такое
ощущение, что подспудно такие люди сами отчаянно желают не нравиться. И
там, где могли бы получить плюс получают два минуса, сознавая, что их
получат. Надеясь на плюс, а?
Да, это не мешает им верить в и
надеяться на. Тут как у всех. Разница только во внешнем проявлении. Так
что… Ну и, давай, Шульдих, скажи ему то, что собирался. Кульминация
сцены.
- Кстати, не надейся на Кроуфорда - Брэд с тобой не будет, – говорит Шульдих, потягиваясь. И - ждем реакции.
- А с тобой будет? – Голос непримиримый — но это реакция, да. Без сомнения. И мы сразу переходим к конкретным людям, мальчик?
- Нууу, - Шульдих усмехается, - возможно.
Наги поднимается – резко поднимается - как Шульдих и ждал - берет пару каких-то папок и быстро выходит из комнаты.
Ну вот – миссия выполнена. Случайный противник повержен. Наверное. Наверное, повержен и, наверное, противник.
И снова так же скучно, как было до этого.
2
- Зачем ты все это ему говоришь, Шульдих? — спрашивает Брэд.
-
Вопрос не в этом — вопрос в том, зачем я говорю это тебе? Гораздо умнее
было бы промолчать, ведь правда? - Шульдих лежит в постели, рука под
головой. Он всегда кажется бледней после секса — губы почти белые.
Кроуфорд
наклоняется, целует Шульдиха в шею, в ключицу – такие легкие
прикосновения полуоткрытыми губами – это нежность, если ты хочешь в это
верить, а если не веришь? Или боишься поверить? Что тогда?
- Ты ревнуешь?
-
Ты хочешь, чтобы я ответил? - От Брэда пахнет новой туалетной водой.
Или это лосьон для бритья? - Мне не нравится этот запах, Брэд. -
Шульдих отворачивается. — Мне не нравится этот запах.
- Уходишь от
ответа? – Еще прикосновение мягкими губами. Нарисуйте образ красивого
сильного умелого любовника – не жалея красок и предпочтений - и это
будет Брэд.
- А это был вопрос? — Шульдих усмехается. — Ты знаешь, я
не думаю, что ты бы мог переспать с Наги — роль наставника так важна
для тебя — он ерничает. — Ведь так?
Кроуфорд молчит - можно ответить
«так», и цепная реакция прекратится, и это «так» имеет значение для
Шульдиха - а можно продолжать молчать. И подождать, что будет.
Брэд молчит и едва заметно улыбается.
Нет,
конечно, Шульдих не переспросит, хватаясь, цепляясь за надежду, как
бывает в фильмах и в жизни «так? Скажи, Брэд, так?» - иногда это равно
«подтверди, что я лучший, скажи мне, что я единственный, что никто… что
никогда,» и так далее - нет, ничего этого Шульдих никогда не скажет, но
он закусывает губу, и Брэд испытывает удовольствие и не испытывает
угрызений совести.
- Иди ко мне, – говорит он любовнику и целует его в губы.
-
Ненавижу тебя, — шепчет Шульдих, обнимая его за шею. Это называется –
прильнуть. Прижаться. Это называется - голод. Это называется… как?
Одиночество? Настоящее? Придуманное? Или... Или что? Прерывистое
дыхание. Полузакрытые глаза. Дрожь. Или не дрожь – просто дурацкие
мурашки по коже, светлые волоски на руках приподняты. Красивый.
Ревнивый. Дрянной, распутный. Шульдих, ты охотнее ложишься под меня,
когда меня ненавидишь – вот, что я знаю.
- Я люблю, когда ты меня
ненавидишь. Я люблю тебя брать, когда ты меня ненавидишь. - Брэд
говорит это прямо в рот, который целует. — Давай, давай иди ко мне, —
одеяло сползает на пол. - Ты устал, Шульдих, у тебя губы белые - у тебя
всегда белые губы, когда ты трахаешься - столько секса за раз - и
думаешь, меня остановит то, что тебе плохо?
- Нет, — говорит Шульдих. – Нет. Надеюсь, что нет.
-
У тебя голос дрожит, — шепчет Брэд. — Было бы тебе шестнадцать, как
Наги, – удар и эффект – всё в одну секунду – высокая концентрация
взрывчатых веществ - рот Шульдиха как-то кривится, - я бы мог тебя
пожалеть - бедненький, маленький, слабенький Шульдих, ха. Тебя
когда-нибудь жалели, а? Хоть кто-нибудь? Наверное, нет, правда? Давай.
Выгнись. Вот так. Так. Так. Может быть, когда-нибудь я прощу тебе всех
тех, с кем ты переспал! - почти со злобой. Черт! - эта фраза вырывается
против воли.
Шульдих не отвечает. Да не имеет значения — ты
знаешь, что ему больно. И ты знаешь, что ему мало. И тебе мало того,
как ему больно.
- Не хочу видеть твое лицо, – говорит Брэд, - повернись спиной. Давай.
-
Брэд? – ооо, вот этот выдох, смятение, какой-то ужас – ну, ты же знал,
что так будет? продолжаем бить точно по болевым точкам? – и, в общем,
ты отыгрываешься за случайную фразу, да, за то, что позволил себе
открыться — используя запрещенные приемы.
- Брэд? - Берешь его за подбородок. - Что - Брэд? Что? Хочешь, чтобы я смотрел тебе в глаза, когда тебя трахаю, так? Так? Скажи!
- Да, – говорит Шульдих. – Смотри на меня. Пожалуйста.
То
время, когда ты…То время, когда он… Эвфемизмы, недоговоренности или
нарочно грубые слова. Все эти толчки, стоны, крики, всхлипы,
напряжение, разрядка, фейерверки в ночном небе, капельки пота,
расширенные зрачки и все такое прочее. То, о чем думаешь до, после, и
никогда во время. То время, которое никогда не помнишь – а помнишь
только ощущения - это было. Но, в принципе, ты и не думаешь, о том,
чтобы запомнить – эти ощущения - ты думаешь о том, чтобы их испытать.
- Пойдем, пойдем, – Брэд обнимает Шульдиха за талию, - пойдем, и ты умоешься. Вставай, Шульдих, я помогу тебе.
Потом
они целуются в ванной у зеркала – нарочно не смотришь на отражение - а
потом просто стоят обнявшись, и голова Шульдиха у Брэда на груди, и это
тот момент, когда Брэд хочет сказать ему что-нибудь из того набора –
того самого - мой, только ты… любимый - все то, что говоришь и во что
веришь, когда говоришь – сам даже больше, чем тот, кому говоришь. Но
Брэд ничего не говорит, а просто касается губами волос Шульдиха.
Шульдих тянется и берет с полки туалетную воду.
-
Мне не нравится, как это пахнет, — говорит он, — отвратительно пахнет,
— разжимает пальцы, и флакон падает, ударяется об пол, разбивается,
взрывается брызгами.