***
Оми
было интересно, собирается ли Ая всю дорогу провести в молчании. И что
хуже – в натянутом молчании, отчего Цукиёно с каждой минутой все
сильнее ощущал себя не в своей тарелке.
Ая
ничем не отличался от себя вчерашнего, когда Ёдзи еще не добился
своего. Оми казалось, что его восприятие Фудзимии должно было
претерпеть радикальные изменения, но тот казался своей привычной
женской ипостасью.
– Будешь на меня всю дорогу таращиться? – спросил Ая.
– Будешь всю дорогу играть в молчанку?
– Стоило бы... – Ая неотрывно смотрел вперед. – Оми, я не люблю тебя в таком смысле. В таком смысле я вообще никого не люблю.
Что ж... Очень прямолинейно, но Ая временами бывал поразительно и даже грубо прямолинеен. Никакой подслащающей чуши.
– А Ёдзи...
–
Он меня привлекает, после превращения – еще сильнее. Я не люблю его. –
Ая глубоко вздохнул. – Я не испытывал ничего похожего на любовь уже
много лет. Сомневаюсь, что теперь смогу.
Какой ужас. Неужели Ая действительно так думает?
–
Ая, у тебя были тяжелые времена. Ты был убийцей, под прикрытием дневной
работы, с больной сестрой на руках, с которой проводил часы.
– Как и школьник-убийца, попутно флорист?
– Со мной все по-другому.
– Как всегда.
– Ты полностью сосредоточился на мести и не оставил себе ни места, ни времени для любви. Теперь все изменилось.
– Да, и я тоже немного изменился, но это еще ничего не гарантирует.
– Ты слишком суров к себе. Ты снова сможешь чувствовать.
– Я не хочу пользоваться тобой как тестом-индикатором.
Ох.
Часть Оми кричала: «Пользуйся», но другая его половина понимала:
дружба, замешанная на сексе, станет ему ненавистна, если Ая так никогда
и не полюбит его той любовью, которой сам Оми любил его, той любовью,
которой хотел, чтобы его любили в ответ. Такие отношения привели бы
лишь к презрению, постоянным сомнениям и ненависти. Холодная часть
разума прекрасно все понимала и признавала, что Ая отказывает ему,
движимый иной любовью. Но до чего же это было больно...
Однако Оми не мог не спросить:
– А как же Ёдзи?
–
Ему от меня не любовь нужна, только секс. У нас взаимная симпатия...
временами. Но сомневаюсь, что он знал бы, как со мной быть, если бы я
все-таки его любил.
Значит, Ёдзи Ая тоже не любит; просто решил, что от голого секса тому хуже не будет. Стало немного легче.
Но стоило подумать, как Ая глубоко одинок и оторван от остальных, и все снова стало плохо.
–
Кроме того, вчера вечером едва ли воплотилась чья-то эротическая
фантазия, – продолжил Фудзимия, его губы дрогнули. – Я стал собой, а
Ёдзи... ему это было отвратительно. Так что никаких глубоких связей не
завязалось.
Оми радовался, что у
них не получилось любовной связи, и одновременно очень злился на
реакцию Ёдзи, которая не дала этой связи осуществиться.
– И насколько далеко вы зашли, когда ты превратился?
Ая даже немного покраснел.
– Тебе лучше не знать.
– Если ты мне не скажешь, я все равно буду гадать.
Ая вздохнул.
– У нас был оральный секс. Я как раз кончил.
Оми
считал себя человеком добрым и незлобивым, но стоило представить Ёдзи,
добравшегося, наконец, до заветной цели, поздравлявшего себя с хорошо
проделанной работой и вдруг обнаружившего член прямо под носом, как ему
хотелось глупо заржать. Но он повел себя как взрослый и просто спросил:
– Значит, секс запускает превращение? – Но, очевидно, ненадолго.
– Не всегда.
–
Ты знаешь, где сейчас Ая-тян? – сменил тему Цукиёно. Когда Фудзимия
вздохнув, отвел взгляд, Оми вытащил телефон. За Аей определенно глаз да
глаз нужен. И сотовый он с собой не брал, потому что не хотел, что бы с
ним можно было связаться, когда он уходил. В «Доме, где живут котята»
сняла трубку Момое-сан.
– Привет, это Оми, – поздоровался Цукиёно. – Ая там?
–
Что-то случилось? – спросила Момое-сан. Оми всегда подозревал, что она
знала о роде занятий Вайсс куда больше, чем показывала, и что, скорее
всего, она сама агент Критикер.
– Ничего опасного для нее.
– Понятно. Да, она здесь.
– А Сакура?
Ая многозначительно посмотрел на него.
– Нет, ее сейчас нет, – ответила Момое-сан.
– Спасибо. Мы скоро заедем повидать Аю.
– О, хорошо. Я по вам соскучилась.
– Пока! – Оми, улыбаясь во весь рот, убрал телефон.
– Здорово у тебя получается, – заметил Ая со своей фирменной, едва заметной улыбкой.
– Ага. Ты бы не додумался спросить. – Оми покачал головой. – Ты и Сакура...
– Она заслуживает лучшего. – Ая не сказал: «ты
заслуживаешь лучшего», хотя слова эти повисли в воздухе. – Но я не могу
заставить ее этого понять. Она видела, как я убил человека, но даже это
ее не оттолкнуло.
– И ты думаешь, она станет лесбиянкой, если увидит тебя таким?
– Я рад, что мне не придется идти на такой риск.
Оми искоса на него глянул и спросил:
– «Не всегда»?
– Хм?
– Ты сказал «не всегда». О том, что секс – спусковой механизм.
– Ну... – Ая определенно опять покраснел. И стиснул руль. – Это явно не единственный пусковой механизм.
– Ты не так сказал, – прицепился Цукиёно, – ты сказал...
–
Я бы предпочел воздержаться от обсуждения, – перебил Ая. Его лицо уже
пылало пунцовым цветом, случай настолько редкий, что Оми жалел, что у
него нет с собой фотоаппарата. А вдруг без доказательств ему никто не
поверит?
– Ты покраснел, – восхитился он.
– Нет, не покраснел.
– Покраснел! Ты...
Машина, резко вильнув, словно Ая вдруг враз растерял все навыки вождения, съехала к обочине.
– Приехали, – твердо объявил Фудзимия, пресекая разговор.
Оми усмехнулся себе под нос и стал ждать продолжения.
– Ты не скажешь остальным ни слова. – Низким, стальным голосом предупредил его Ая. Добавлять «иначе...» ему не пришлось. «Иначе» подразумевалось, и скорее всего, представляло собой очень и очень болезненную процедуру.
Не говорить другим. Не говорить Ёдзи, потому что Ёдзи не знает.
Оми усмехнулся.
– Это будет нашей тайной! – прощебетал он.
Ая издал долгий, многострадальный и удрученный вздох.
Хотя
Оми старался думать об Ае как о мужчине, женская сущность никуда не
исчезла, и чем дольше Фудзимия находился в этом теле, тем сильнее она
проявлялась, а Цукиёно нравилась женщина, которой стал Ая. Она
рисковала и разговаривала больше, чем Ая, и она была... приятнее. Оми
надеялся, что когда Фудзимия снова изменится, они не потеряют ее
навсегда.
Ая-тян терпеливо
дожидалась их у «Конеко». Оми поздоровался, выходя из машины, и прошел
мимо нее в магазин, побеседовать с Момое-сан. Ае нужно было побыть
наедине с сестрой.
***
– Ты мне все еще «сестра», – заметила она с легкой улыбкой.
–
Боюсь, что да. – Он чувствовал себя виноватым. – Я должен был
встретиться с тобой раньше, но в последнее время творится сущее безумие.
– Ничего страшного. Но сейчас ведь что-то случилось, да?
– Нам нужно уехать.
– Снова? Ты только что приехал!
– Ты за нами следила? – От этого открытия на душе у него стало теплее, хотя вместе с ним нахлынул страх за нее.
– Как я, по-твоему, узнала, где тебя найти? Ран, ты исчез на несколько месяцев. А в городе всего-то пару недель....
– Знаю. Несправедливо.
– Вы в опасности?
– Когда было по-другому? – Ее губы задрожали, и он поспешил добавить: – Прости, Ая, я всякую чушь болтаю.
– Нет, не чушь. Это ведь отсюда у твоего принципа «держаться от меня подальше ради моего же блага» ноги растут?
– Да.
Она крепко обняла его.
– Ты будешь звонить? Особенно когда снова станешь моим братом. Я очень-очень хочу об этом знать.
Он стиснул ее в объятьях.
–
Обещаю. – От нее пахло цветами, землей, душистым мылом и немного потом
– свежий и чистый запах, такой непохожий на тяжелый застоявшийся
больничный дух, оставшийся в его памяти.
– Проблемы очень серьезные? Оми весь наш разговор следит за тобой в окно.
– Он слишком остро реагирует. – И добавил, чтобы сбить ее со следа, надеясь, что она заглотит такую лакомую наживку:
– И еще он тоже мной заинтересовался.
– И поэтому тоже, но не только. Что?
– Я очень горжусь тобой.
– Тем, что я параноик?
– Что ты наблюдательная. Так тебе безопаснее, – ответил он. Ну вот, теперь ей стало неуютно.
– Прости, Ая. Хочешь вернуться в магазин?
– Да. Тебе пора идти?
– Нет. Пока нет.
– Ты дергаешься и просматриваешь улицу, Ран. Ты боишься, что подставляешь меня, да?
– Ненавижу это.
– Знаю. И я тоже ненавижу. – Она поцеловала его. – Мне нужно работать.
У него сердце разрывалось.
– Хорошо. – Он обнял ее напоследок и с грустью смотрел ей вслед, когда она скрылась в магазине.
К нему вышел Оми.
– Что случилось?
–
Она понимает, что мы – убийцы. – Ая встряхнул головой. – Возвращение в
Токио было ошибкой. Теперь я лишний раз убедился, что был прав, когда
не хотел видеться с ней. Возможно, не приедь мы сюда, я бы остался
собой.
– Ты не знаешь этого наверняка.
– Я вообще ничего не знаю. – Ая взъерошил волосы. – Одолжишь сотовый? Мне нужно позвонить. По личному делу.
– Я не хочу, чтобы мы разделялись...
Все, с него довольно.
– Я позвоню из машины, а ты сможешь следить за мной через окно магазина. Как следил, пока я разговаривал с сестрой.
Оми побледнел.
– Хорошо, – сказал он, передавая Ае телефон, и поплелся в «Конеко», то и дело бросая через плечо расстроенные взгляды.
Ая
глубоко вздохнул, но нисколько от этого не успокоился, сел за
водительское сиденье Порше и закрыл дверь. Вероятно, он совершает
ошибку. Звонок сразу на следующий день будет выглядеть так, словно он
на нее вешается. И потом: она могла специально дать ему неправильный
телефон.
Да пошло все. Он набрал номер.
На третьем гудке она ответила:
– Да? – Значит, номер правильный.
Он
даже не осознавал, как боялся того, что Юкио его просто вежливо
прокатила. Слабак. Идиот. И звонок был поступком слабого идиота.
– Это Ая.
– Ая! – Казалось, она рада и удивлена. – Уже соскучилась, да?
– Если бы все было так просто. Я звоню предупредить, что мне придется уехать из города раньше, чем предполагалось. По делам.
– Ты звонишь предупредить... Вы что – странствующие флористы?
Кто поверит в такую чушь?
– Звучит нелепо, знаю. Но это была не моя идея.
– Тебе это идеально подходит, Ая. – Улыбка чувствовалась даже в ее голосе.
– Я начинаю задаваться вопросом, какое у тебя обо мне сложилось впечатление.
– А знать очень хочется.
– Я именно об этом и говорю.
– Можно с тобой встретиться, пока ты еще в городе? – промурлыкала Юкио.
Ну конечно, она, должно быть, решила, что ему нужно прощальное свидание. Зачем еще звонить?
– Нет. Мы уезжаем очень скоро. Я даже не в курсе, куда мы едем.
С минуту она молчала, потом ответила:
– Если ты в какой-то секте, можешь мне смело признаться.
– Юкио!
–
Такой вывод просто напрашивается. А по Японии ты разъезжаешь, продавая
цветы, чтобы поддержать секту. Если хочешь, я могу примчаться на
сияющем белом байке и спасти тебя.
Ая улыбнулся, хотя она не могла этого видеть.
– Я не в секте.
– Как же, это они тебя так говорить заставляют....
– Ладно. Да, я в секте. И мой бог требует кровавых жертвоприношений и цветов.
– Вот видишь, как легко оказалось признаться. Ну, теперь полегчало?
– Нет. Не очень. Я не хочу уезжать.
– Тогда не уезжай!
Он не мог сказать Юкио, что они уезжают из-за происшествия с ним, что он виноват в поспешном отъезде.
– Бизнес есть бизнес.
– Бизнес странствующих флористов.
Он
не мог сказать ей правду. «Вообще-то я не женщина. Я – флорист. Я –
убийца. Мы бежим, потому что наше местоположение стало известно
конкурирующей группе убийц с паронормальными способностями.»
Он опасался, не заметила ли Юкио прошлой ночью его шрамы и синяки.
–
Да. Прости. – Он физически чувствовал, как закрылась дверь за еще одним
этапом его жизни. Хотел он того или нет, но, кроме Вайсс, в ней никому
не было места. Сопротивление бесполезно и бессмысленно.
– Позвони, когда вернешься.
–
Конечно. – К тому времени ей, вероятно, будет уже все равно. Кроме
того, он надеялся, что вернется мужчиной, которые ее не интересуют. –
Прощай, Юкио.
– Я не люблю слово «прощай», Ая. До встречи.
Он выключил телефон и снова глубоко вздохнул, чувствуя, что задыхается в тесном салоне машины.
***
Цукиёно
наблюдал. Он вынужден был на это пойти ради Аиной безопасности.
Понимая, что вторгается в личную жизнь, но не в силах остановиться, он
смотрел, как Фудзимия флиртует, потом расстраивается. Оми никогда не
видел его таким открытым.
С кем же он разговаривал? То самое «не всегда»?
Иногда
Оми очень хорошо понимал Аю. До некоторой степени у всех Вайсс был
одинаковый опыт: зачем пытаться наладить с кем-то контакт, если жизнь
за всякую попытку бьет тебя по лбу? Женщиной Ая тянулся к людям, и
каждый раз жизнь его за это наказывала. Можно ли его винить за то, что
он в конце концов сдался?
Помрачнев,
Цукиёно помахал на прощанье Ае-тян и Момое-сан и вышел к автомобилю. Он
постучал в окно, и Фудзимия открыл ему дверь. Хотя Оми просто сгорал от
любопытства, он не стал спрашивать Аю, с кем же тот говорил.
Сам Ая, еще более мрачный, чем Оми, за всю дорогу домой не сказал ни слова.
Кен и Ёдзи уже подготовили трейлер к отъезду.
– Каназава, Каназава, – бурчал Ёдзи. – Что это еще за херь такая?
– Это на побережье Японского моря, – негромко ответил Ая.
– Очень познавательно. Ладно, мою машину мы на буксир прицепили, а Манкс обещала завтра пригнать нам Порш.
– Не важно, – сказал Ая. – Еще что-то нужно сделать?
– Кен как раз закрепляет свой байк, так что нет, мы сами со всем управились.
– Тогда я пойду лягу. – С этими словами Фудзимия ушел.
Ёдзи посмотрел на Оми.
– Так, это дурной знак. Что случилось?
–
Он попрощался, – ответил Цукиёно. – Наверное, решил, что ничего бы не
произошло, не привлеки он внимания Шульдиха. Депрессовать после такого
вполне естественно.
– И Ая, естественно, уже по уши в депрессии.
Чему Ёдзи вполне успешно поспособствовал, но Оми сдержался и промолчал об этом.