Четверг, 18.04.2024, 09:47Главная

Меню сайта

Форма входа

Поиск

Статистика

Главная » 

"Desynchronization", drama, romance, Огата&Сай, глава 1
Название: "Desynchronization"Рейтинг
Автор: Ontogenesis
Фэндом: Hikaru no Go
Рейтинг: 16+
Жанр: drama, romance
Переводчик: Indrik
Бета: cattom
Статус перевода: закончен
Разрешение на перевод: получено
Оригинал: ontogenesis.livejournal.com/9608.html
Саммари: Однажды ему приснилось, что он тонет

Глава 1

Его дни проходили, конечно, в игре в го. Иногда для разнообразия он брал бива или флейту. Но не было никого, с кем он мог бы сыграть, никого, кто слушал бы его веселое бренчание или протяжные грустные ноты. Как бы далеко ни путешествовал он на восток, запад, север или юг, он ни разу никого не встречал. Лишь бесконечные поля налившейся соками травы, деревья, чья листва была тронута красками осени, да горная гряда вдалеке, дойти до которой ему почему-то никогда не удавалось.

Здесь не было ничего, что помогало бы отсчитывать ход времени. В этом краю вечной осени всегда был закат. Он понимал, что то, что он считал одним днем, одинаково могло быть двадцатью четырьмя часами или двадцатью четырьмя неделями.

Но он любил порядок в своем бытии так же, как любил его в своем го, и потому притворялся, что он хозяин своего времени: просыпался тогда, когда считал, что пора вставать, засыпал, утомившись играми с самим собой.

Когда он спал, ему снились сны. И в своих снах он делал то же, что проснувшись, – искал и звал.

– Ты слышишь меня? Слышишь мой голос?

Но никто не отвечал.

И так продолжалось по кругу, может быть, сто дней, а может быть, сто лет.

До той ночи, когда ему приснилось, что он тонет.


***

Огата Дзюдан раздраженно барабанил пальцами по столу, испытывая непреодолимое желание вытащить сигарету. В комнате, где хранился архив, курение, разумеется, было запрещено всегда – бесценными раритетными кифу рисковать нельзя. Но в последнее время коварные таблички «Не курить» расползались по всему Институту Го такими темпами, как будто размножались самостоятельно. Огата серьезно подозревал, что их распространение связано с кампанией Ассоциации Го по заманиванию в нее молодняка. Огата против этого ничего не имел – чем больше юнцов, тем быстрее «новая волна» снесет дряхлых стариков вроде Кувабары – но вот против лишения себя никотина имел очень много. Представив Кувабару, которого смывает в водосток, Огата ухмыльнулся, а затем вновь вернулся к разложенному на столе кифу.

Его матч против Кураты, 9 дан, за право бросить вызов за титул Госэй был назначен на конец мая. Противником Курата был сильным и хитрым, к нему невозможно было приспособиться, потому что он постоянно совершенствовал свой стиль и пробовал новые тактики. Огата понимал, что для обеспечения победы должен готовиться к их матчу долго и тщательно – задача, к которой он обычно относился с энтузиазмом, поскольку, чем сильнее становился он сам, тем меньше у него оставалось по-настоящему достойных соперников.

Но в последнее время полноценно сконцентрироваться не удавалось, несмотря на то, что до матча оставалось совсем недолго. Огата не мог отделаться от ощущения, что мало-помалу теряет интерес к игре, что его го становится более… механическим, что ли. В своей игре он всегда был известен безжалостно-действенной педантичностью, но была в ней и определенная грация – результат тех вспышек вдохновения, что давали возможность достичь нового уровня мастерства и противостоять разным стилям игры. А теперь такие озарения становились все реже, пусть даже он в прошлом месяце сумел во второй раз защитить Дзюдан.

Интересно, что бы сказал его старый учитель, сыграй он с ним сейчас, в его нынешнем состоянии. При этой мысли Огата поморщился, и его голова снова начала болезненно пульсировать. Черт, ему совершенно необходима доза никотина. Конечно, Тоя-сэнсэй по своему обычаю не стал бы комментировать вслух, лишь едва заметно приподнял бы бровь – временами эта его привычка Огату втайне бесила.

Если бы он сейчас сыграл с сэнсэем, он бы проиграл.

Может, не намного, но с тех пор как Мэйдзин отправился в свое безумное путешествие за моря, будто юноша, только что закончивший колледж, разрыв между их уровнями игры все увеличивался. Многие до сих пор в замешательстве качали головами, повторяя разошедшуюся фразу о том, что «Тоя Коё зазнался», но Огата был не из них. После каждого матча он факсом или е-мэйлом получал копии кифу, и их черные и белые кружки рассказывали ему о продвижении Тои от невероятно сильного игрока к совершенно непобедимому.

В прошлом Огате удалось вырвать у сэнсэя несколько побед – благодаря многим годам игры с Тоей Мэйдзином он больше не давал его стремительным атакам обескуражить себя. Близкое знакомство и те самые вспышки вдохновения позволили ему достичь желанных выигрышей.

Но когда Тоя попал в больницу, в его игре появилось нечто новое и опасное – Огата видел это в партии, которую они сыграли сразу после его выписки. Огата выиграл тогда, но не мог не заметить в узорах, образуемых камнями сэнсэя, зародыш прекрасного и страшного нечто, словно медленно разворачивающую кольца кобру, со смертельной грацией готовящуюся нанести удар. Многие дни он ломал голову, пытаясь понять, почему стиль Мэйдзина так заметно изменился, и пришел лишь к единственному ответу:

с а й.

Тот загадочный игрок, что привел все го-сообщество в интернете в ужас и восторг своим блеском и силой, подобно современному, имеющему выход в интернет Сюсаку. Отказывавшийся даже намеком рассказать о себе или просто пообщаться с противниками, за единственным исключением того задиристого ученика Мориситы, если тому вообще можно верить, что он с ним разговаривал. с а й начал играть в июле 99-го, а потом, после решающего матча с Тоей по интернету, исчез навсегда. Три дня спустя Тоя проиграл пятую игру в матче за Дзюдан и потерял титул, который удерживал много лет.

Причем сэнсэя это ни капли не волновало. И судя по последним кифу, по-прежнему не волнует. После игры Огата как можно тактичнее – все-таки Тоя был его учителем – спросил о причине, и тот просто сказал, что открыл в своем го новые возможности, однако в его глазах, противореча словам, таилась радость, будто он и не собирался вывалить на го-сообщество новость о своем уходе – между прочим, отодвинувшую на задний план победу Огаты. Гад.

Огата надеялся, что, проигрывая заново интернет-партии с а я, изучая кифу Сюсаку, сумеет вернуть прежнюю искорку собственным играм, но так и не смог избавиться от чувства отчужденности. Может быть, чтобы чудо случилось, необходимо сыграть с с а е м лично. Придется снова доставать Синдо, как только тот вернется из Китая. Если Синдо на этот раз выступит в кубке Хокуто успешно, возможно, он будет в достаточно расслабленном состоянии, чтобы в чем-нибудь проговориться.

Слегка вздохнув, Огата осторожно положил кифу Сюсаку обратно на полку. Наверное, пора в отпуск. Эту роскошь он не позволял себе уже давно, слишком был поглощен завоеванием титулов. Или, может быть, какие-нибудь совершенно новые ощущения смогут дать ему нужный стимул. Он слышал, что старик Итирю после затяжного кризиса отправился в Австралию прыгать с парашютом и вернулся с таким зарядом энергии, что сумел вырвать победу у Сиракавы, 8 дан. Огата невольно усмехнулся, представив себе картину, как он на высоте нескольких тысяч метров над землей выбрасывается из самолета в надежде вселить новые силы в свое го. Такое даже его сэнсэю не переплюнуть.

Огата спустился в лифте на первый этаж, щурясь, чтобы разглядеть что-либо в тусклом освещении. Похоже, кроме него в Институте больше никого уже нет, что неудивительно, в конце концов, уже полвосьмого вечера понедельника. Уходя, он запер за собой двери (очень удобно иметь личную связку ключей). Его любимый зоомагазин, где продавались рыбы, уже наверняка закрыт, но другой, у канала Итигая, работает до восьми. Он прикинул, стоит ли забирать с автостоянки свою Мазду. Как правило, он предпочитал передвигаться на автомобиле, но парковка у зоомагазинчика шла под крутым уклоном, и от мысли о том, что какая-нибудь старушенция въедет в его драгоценную машинку, его передернуло.

Он пошел пешком. Идти было всего минут пять, а погода в Японии в начале мая еще достаточно терпима.

Других покупателей в магазинчике не было, и Огата принялся неторопливо рассматривать аквариумы. В продаже было несколько очень красивых взрослых дискусов – Огате особенно нравилась золотистая разновидность. Но у него уже были скалярии, а он слышал, что скалярии дерутся с дискусами не на жизнь, а на смерть. Жалко. Не тратить же 7000 иен за рыбку, ради того чтобы она умерла от стресса.

Когда магазин закрылся, возвращаться в Институт и снова изучать кифу настроения у Огаты все еще не было, так что он неторопливо побрел по узкому тротуару вдоль набережной канала. Время от времени из воды, охотясь за насекомыми, выпрыгивали рыбы, бледный лунный свет серебрился на их чешуе. Огата остановился и достал из кармана сигареты. Уж тут-то этих проклятых табличек нет. Облокотовишись об ограждение, он с удовольствием выдохнул дым, любуясь тем, как лунный свет отражается от воды и железнодорожных рельсов на другом берегу. Ночью даже представить сложно, какой мерзкий, грязно-зеленый оттенок у этой воды днем.

Ну почему всяким идиотам обязательно нужно бросать в воду мусор, подумал Огата, прищуриваясь. В корнях ивы, росшей внизу у берега, как раз напротив места, где он стоял, запуталось что-то белое и большое. Наверное, простыня. Она тихо колыхалась в воде, напоминая ему тонкие, изящные плавники белых рыбок-петушков – эту их разновидность еще называют рыбками-призраками.

Огата сделал еще несколько затяжек, а потом заметил по соседству с простыней длинные, черные пряди волос. «У простыней волос не бывает», – лениво подумал Огата, но тут его мозг наконец сложил два и два. О черт. Вспоминая об этом позже, он гордился, что колебался не дольше секунды, прежде чем перемахнуть через ограду (на нем все ж таки были белые брюки). Туфли сильно скользили на крутом откосе, но, пусть и с трудом, ему удалось выбраться на берег.

Тело девушки было почти полностью скрыто под водой, но голова лежала выше уровня воды. Огата вздохнул с облегчением – прикасаться к трупу ему совершенно не хотелось. Однако глаза ее были закрыты. Если она без сознания, это объясняет, почему она до сих пор не попыталась выбраться. Но тут Огата разглядел ее руки – ногти в буквальном смысле впились в корни дерева, а это значило, что обморок как минимум неглубок.

– Эй, очнитесь, – Огата осторожно потряс ее за плечо и здравомысляще добавил: – Вы не можете пролежать так всю ночь.

Глаза женщины открылись. Они были расфокусированы, хотя запаха алкоголя Огата не чувствовал. Возможно, она под кайфом. Он надеялся, что нет. Даже со слабой женщиной, если она под наркотой, справиться было бы нелегко. Однако это объяснило бы, как она умудрилась оказаться в канале – ограждение достаточно высокое, чтобы свалиться туда нечаянно.

– Где?.. – просипела она, нервно оглядываясь. Голос у нее был довольно хриплый – сколько же она пробыла в воде?

– Канал Итигая. Я так понимаю, вы не собирались просто поплавать здесь вечерком в свое удовольствие? – Огата ухватился правой рукой за ствол ивы и протянул левую. – Давайте, держитесь за мою руку.

Какое-то время женщина недоверчиво его рассматривала, но все же, закусив губу, протянула руки. Огата дернул ее на себя, отклонившись назад, чтобы скомпенсировать вес ее пропитанной водой одежды. Она запнулась на корнях, так что ему пришлось подхватить ее под руку. Огата подавил вздох. Вот и делай добрые дела – похоже, он тоже насквозь промокнет. Он закинул ее руку себе на плечи. – Я помогу вам дойти до дороги, – сказал он, кивнув подбородком влево. Придется идти вдоль берега – женщине в ее нынешнем состоянии по откосу не вскарабкаться и через забор не перелезть. Откос был не меньше трех метров в высоту, а Огата чувствовал, что незнакомка дрожит так, будто ее ноги готовы отказать в любой момент. Он осторожно перевел ее через водосточный желоб. Ее тяжелая, вымокшая одежда тоже мешала идти – она была очень длинной и путалась в высокой траве. Собственно, более точным словом для ее одеяния был бы театральный костюм, вроде тех, что использовались в театре Но. Под всеми слоями ткани он почти не чувствовал ее руки – и кто в мае носит одежду в несколько слоев? Причем, судя на ощупь, из натурального шелка. Волосы у нее были невероятно длинные, по меньшей мере до бедер. Женщины в наше время редко отращивают волосы ниже лопаток.

Они наконец дошли до дороги, и Огата помог женщине сесть на траву у обочины. – У вас есть кому позвонить, чтобы вас забрали? – спросил он, хлопая себя по карманам в поисках мобильного, но тут до него дошло, что он забыл его в помещении архива. Черт. – Послушайте, я, кажется, забыл мобильник. Я схожу подгоню сюда свою машину и отвезу вас домой, хорошо? – предложил он, разумно предположив, что она живет где-то неподалеку.

– Я просыпаюсь… и вдруг понимаю, что… тону… – судя по голосу, она была готова вот-вот расплакаться. Огата очень надеялся, что этого не случится. С женщинами он справляться умел, даже когда дело один раз дошло до полноценного скандала со швырянием камнями из комплекта го (впрочем, это было даже забавно, хотя не стоило ему тогда ржать). Но не с плачущими женщинами.

– Теперь все в порядке, – Огата похлопал ее по плечу. – Просто подождите здесь, а я приведу машину. Тут недалеко. И, пожалуйста, не падайте обратно в канал.

Она посмотрела на него с едва заметным намеком на улыбку, как будто обещая, что постарается.

Огата направился обратно в Институт самым быстрым шагом, каким только мог. Он пустился бы бегом, но скользкие подошвы туфель не позволяли. Огата подумал, что женщина, возможно, лунатик, и решил, что такое объяснение нравится ему больше, чем наркотики, потому что, если она не наркоманка, то в обозримом будущем не поедет крышей из-за ломки. Он торопливо забрал из архива телефон и вывел машину с автостоянки.

Когда Огата вернулся, женщина сидела там же, где он ее оставил. Он включил аварийные огни, открыл дверь со стороны пассажира и помог незнакомке сесть – а также запихать внутрь ее обширное одеяние.

– Куда вас подвезти?

Она недоуменно моргнула, и Огата заподозрил, что это приключение не закончится так быстро, как бы ему хотелось. Кажется, она до сих пор не оправилась от того, что чуть не захлебнулась и, возможно, ударилась головой. Он выключил аварийку, подъехал к ближайшему месту, где была разрешена парковка, затормозил и включил в машине свет. – Все в порядке. Не торопитесь. Возможно, вы все еще страда…

Огата осекся, впервые за все время разглядев незнакомку. Снаружи, под светом неполной луны, было слишком темно, но теперь он мог видеть, что она очень красива. Густые черные волосы оттеняли бледную кожу лица, а изящные скулы и линия рта говорили одновременно о гордости и утонченности. Но невероятнее всего были глаза, необычного – фиолетового? – оттенка, с самыми длинными ресницами, какие Огата когда-либо видел.

Он притворился, что закашлялся, радуясь тому, что она еще не пришла в себя настолько, чтобы заметить, как он на нее уставился. – Как я говорил, возможно, вы страдаете от последствий сотрясения мозга. Мне нужно отвезти вас в больницу, чтобы там вас обследовали.

– Нет! – женщина выпрямилась на сиденье, отчаянно дергая ремень безопасности. – Я не хочу туда!

Удивленный неожиданной вспышкой, Огата инстинктивно отшатнулся. Женщина залилась румянцем и, взмахнув широким рукавом, закрыла им губы. – Пожалуйста, простите меня, – произнесла она. – Я вовсе не пытаюсь вас обидеть. Просто я не знаю, что такое эта «больница».

Что ж, по крайней мере, она хорошо воспитана, разговаривает вежливо и с уважением. Голос хоть и хрипловатый, но внятный – это хороший признак. Но то, что она сказала про больницу, Огату встревожило. Боязнь больниц среди людей не такая уж редкость, но она как будто бы вообще не знала, что это такое. Огата поправил очки и задумчиво поджал губы. – Полиция? – предложил он. – Здесь совсем недалеко есть полицейский участок, прямо напротив станции метро.

Женщина сжала пальцы. – Прошу прощения, этого я тоже не знаю.

Огата почувствовал, как у него брови ползут вверх. Он слышал о людях, временно не способных вспомнить, какое сегодня число или как зовут их собаку, но больницу? полицию?

– Это довольно плохо. Я вас на скорую руку осмотрю, чтобы убедиться, что у вас нет серьезных повреждений, – Огата порылся под сиденьем, достал автомобильную аптечку и вытащил маленький фонарик. – Я посвечу вам в глаза, чтобы проверить, что зрачки расширяются как полагается, хорошо?

Женщина кивнула, и Огата деликатно приподнял ее подбородок, отметив про себя, что она не дернулась от его прикосновения. Он посветил фонариком сначала в один глаз, потом в другой. Насколько он мог судить, зрачки вроде бы реагировали, как у любого другого. Он поднял указательный палец. – Сколько?

– Один.

Огата растопырил три пальца.

– Три.

Стараясь, чтобы его лицо ничего не выражало, Огата убрал руку и спросил: – А теперь сколько?

Ответом была осветившая лицо женщины улыбка, от чего она сразу стала казаться более молодой – определенно моложе, чем он сам. Он мельком подумал, что она, возможно, студентка, но вспомнил, что нужно спрашивать дальше, что полагается в случаях с травмами черепа. – Я Огата Сэйдзи. Приятно с вами познакомиться, хотя, пожалуй, не при таких обстоятельствах.

Женщина поклонилась так низко, как позволял ремень безопасности. – Спасибо вам за вашу помощь, Огата-сан. Я Фудзивара… Фудзивара… – на ее лице мелькнуло выражение смутного ужаса. – Я не помню. Не помню своего имени, – потрясенно закончила она.

Огата тоже сильно встревожился, но не хотел доводить женщину до слез. – Я уверен, что скоро вспомните. А пока буду звать вас Фудзивара-сан. Вы помните, сколько вам лет?

Она секунду подумала, затем прикусила губу. – Нет.

– Где вы живете?

Она покачала головой.

– Кто у нас премьер-министр?

– Премьер-министр?..

– У вас болит голова, немеет шея?

– Нет, кажется, нет.

Это было странно. Огата предполагал, что женщина – Фудзивара – должна чувствовать хоть какую-то боль, если она так сильно ударилась головой, что позабыла даже собственное имя. – Вы можете вот так протянуть правую руку? – он вытянул руку над приборной доской.

Фудзивара легко повторила его движение, потом вытянула и левую тоже.

– Похоже, проблем с двигательными навыками у вас нет, – Огата опять поправил очки, изрядно заинтригованный тем, что столкнулся с явной, истинной амнезией. Вот так головоломка. Головоломки интересны не только на гобане.

– Вы доктор?

Огата сухо рассмеялся. – Нет, просто я в детстве кучу времени надоедал одной женщине-врачу, ходил за ней хвостиком, играл с ее стетоскопом. Я – профессиональный игрок в го, иными словами, зарабатываю на жизнь игрой, – он ожидал неизбежной реакции в виде удивления, конфуза или даже презрения. Ему случалось встречать самые занятные реакции, как будто он признавался, что зарабатывает на жизнь профессиональной игрой в покер на раздевание.

– Это чудесно, – голос Фудзивары прозвучал тихо, но было в нем что-то настолько искреннее, что Огата на мгновение отвернулся, смущенный тем, что заранее плохо о ней подумал.

– Надо думать, вы вряд ли знакомы с го?

– Прошу прощения, боюсь, что нет. Просто когда вы сказали про го, мне показалось, что вы… счастливы. Что вы его в самом деле любите.

– Временами. Но сейчас не это важно, – сказал Огата, мысленно себя одергивая. «О господи, Сэйдзи, докучаешь человеку, страдающему потерей памяти, разговорами про го». – Похоже, непосредственной угрозы для жизни у вас нет, так что, думаю, сейчас вам лучше всего отправиться домой. Хотя завтра вам все-таки лучше сходить в больн… к доктору, чтобы вам хотя бы сделали снимок. Вы помните, где живете, номер телефона? Ваших родителей?

Фудзивара опустила голову, глядя на сложенные руки. – Пожалуйста, извините меня. До сих пор ничего не приходит.

Огата понял, что попал в трудное положение. Поскольку амнезия вызвала в ней страх перед больницами и полицией, куда еще ее отвезти, он не представлял. Собственно, он все равно мог бы доставить ее либо в больницу, либо в полицейский участок против ее воли, но мысль о том, чтобы поступить так с молодой женщиной, казалась ему недостойной.

Раздался звук расстегиваемого ремня безопасности, и Огата увидел по лицу Фудзивары, что она приняла решение.

– Огата-сан, огромное вам спасибо за вашу помощь. Пожалуйста, простите за то, что потратили на меня столько времени и промокли. Жаль, что я не могу отплатить вам за вашу доброту.

– Вы собираетесь выйти и просто пойти пешком? – недоверчиво спросил Огата, глядя, как она кладет ладонь на дверную ручку, и Фудзивара твердо кивнула.

– И куда конкретно вы собираетесь идти? На улице темно, вы нездоровы и вдобавок ничего не помните. Кроме того, вы слишком молоды, чтобы бродить в одиночестве, – прозвучало это резковато, но Фудзиваре необходимо понять, что она ведет себя глупо – к тому же ее ранимость, ее изысканные манеры наводили на мысль, что она всю жизнь росла под крылышком слепо обожающих ее родителей, причем достаточно богатых, чтобы покупать ей театральные костюмы из настоящего шелка. Огата мог поклясться, что сама по себе она не жила никогда.

– Со мной все будет в порядке. Я наверняка скоро начну понемногу вспоминать. Пожалуйста, простите за беспокойство, – с ноткой высокомерия сказала Фудзивара и вышла из машины. Огата осознал свой просчет: за всей ее вежливостью он не успел понять, с насколько гордой женщиной имеет дело.

Огата смотрел, как она стоит на парковке, явно пытаясь решить, в какую сторону идти. «Вот и пусть идет одна по темным улицам, в насквозь мокрой одежде. Будет ей хороший урок». К тому же, район Итигая – это не Роппонги и не Кабуки-тё. С ней все будет в порядке, рассуждал Огата. А ему нужно о ней забыть, вернуться в Институт, еще с часок позаниматься, а потом поужинать.

Да только вряд ли ему удастся выбросить все из головы и не тревожиться. Тем более, она чрезвычайно красива. Вдруг кто-то вздумает злоупотребить ее доверием. Или у нее откроется кровоизлияние от незамеченного повреждения внутренних органов. Или его мать узнает, что он отправил девушку ночью в одиночестве. Огата резко вздохнул: его мама – это такая сила природы, с которой лучше не связываться.

Что ж, время для новой стратегии в игре. Огата вышел из машины. – Фудзивара-сан, простите, если я обидел вас. Не лучше ли вам переночевать сегодня у меня? – учтиво предложил он. – Когда вы немного отдохнете, то наверняка начнете вспоминать, и тогда сможете позвонить, чтобы вас забрали.

Огата никогда никого не приглашал к себе в квартиру, даже своих девушек. Все вещи у него находились в строго определенном порядке, а для сосредоточения ему была необходима тишина. Но одна ночь – это не страшно, тем более, он ведь сам думал о том, что надо попробовать что-то новое. Спасение прекрасной незнакомки дешевле и безопаснее, чем прыжки с парашютом.

Фудзивара не отвечала, но Огата видел, как гордость на ее лице понемногу уступает место неуверенности. – Вы… не против? Это не слишком навязчиво по отношению к вам и вашей семье?

– Нет, никаких проблем. Я живу один.

Фудзивара глубоко, почти до пояса, поклонилась ему. – Тогда, пожалуйста, примите мою глубочайшую благодарность. Вы воистину добрый человек.

Огата немного неловко поклонился в ответ. Она обладала по-настоящему изысканными, хотя и несколько старомодными манерами. Добрым Огату до нее никто еще не называл. Но не может же он оставить ее одну в темноте.

***

По дороге к дому Огата узнал несколько интересных вещей. Амнезия Фудзивары была не полной. Когда они проезжали мимо больницы, Огата указал ей на здание, и она узнала машины скорой помощи, вспомнила, что однажды ехала в такой машине, и это потянуло за собой воспоминания о больничных врачах и медсестрах. Она не то чтобы совершенно забыла, что такое больница, просто не узнала само слово. Механизм работы мозга порой просто поразителен.

На всякий случай Огата поинтересовался, не работает ли она в труппе театра Такарадзука. Это название ей было незнакомо, но, возможно, учитывая потерю памяти, это ничего не означало. Получив возможность внимательнее осмотреть ее костюм, он убедился, что это исключительно тщательная копия одежды дворянства эпохи Хэйан, тем более что Фудзивара грустно заметила, что ее «эбоси» потерялась (такая смешная черная шапка, если Огата правильно помнил уроки истории). На представлениях театра Такарадзука он не бывал уже давно, но помнил, что труппа, состоящая целиком из женщин, специализируется на исторических постановках, при этом актрисы, играющие мужские роли, отличаются и красотой, и высоким ростом. Огата и сам был высок, но когда он подошел к вышедшей из машине Фудзиваре, то понял, что она даже немного выше, чем он. Если она привыкла играть персонажа вроде хэйанского аристократа, это объяснило бы и ее глубокие поклоны, и то, что она прятала рот за попорченным водой веером, когда улыбалась или смущалась. Это выглядело странно, но и очаровательно – что и следовало ждать от актрисы.

Подъезд в многоэтажном доме, где жил Огата, был полностью оборудован электроникой. Ни охранников, ни консьержей – только провести электронной картой и подняться в лифте. Огата и в целом предпочитал, чтобы было именно так, и особенно сейчас, в компании молодой женщины, с чьей одежды до сих пор капала вода, желания натыкаться на косые взгляды тем более не возникало. Хотя на случай, если его не в меру любопытная соседка, пожилая китаянка, по своему обыкновению патрулирует вечером коридоры, он, конечно, заранее сочинил правдивую историю о костюмированной вечеринке у друга, бассейне и чересчур большом количестве спиртного.

Но коридор, слава богу, был пуст, так что история не пригодилась.Огата сбросил у входа туфли и принес Фудзиваре полотенца. Она героически попыталась высушиться, но для этого на ней было слишком много слоев одежды. – Вам придется повесить одежду на просушку. Идите в ванную, я принесу вам, что надеть, – надеюсь, вам подойдет, раз вы не против носить мужскую одежду.

Фудзивара озадаченно на него взглянула. – Нет, конечно, нет, – затем она в сомнении посмотрела на пол.

– Не беспокойтесь. В квартире весь пол выложен плиткой, не циновками, – Огата ободряюще ей улыбнулся, и она пошла следом за ним через прихожую. Он заметил, как оживились ее глаза, когда они проходили мимо открытой двери кабинета – видимо, заметила в темной комнате подсвеченный аквариум.

Огата открыл дверь в ванную и жестом пригласил гостью войти. – Если понадобится, в шкафчике под раковиной есть еще полотенца. Подождите немного, я принесу одежду.

Огата отправился в спальню и принялся рыться в нижнем ящике комода, где хранил одежду, которую уже не носил. Он достал хлопковые спортивные штаны, завязывающиеся на талии, футболку с длинными рукавами и пару теплых носков. Женского нижнего белья у него, естественно, не было, и он решил, что Фудзиваре придется либо обходиться тем, что сейчас на ней есть, либо, если пожелает, ходить без белья. Еще он взял несколько вешалок, чтобы она могла развесить свою одежду.

Фудзивара с улыбкой приняла у него одежду и вешалки. – Я буду на кухне, приготовлю чай, пока вы заняты. – Чай будет полезен для ее охрипшего горла и, может быть, сумеет предотвратить простуду.

Когда Фудзивара вышла из ванной, Огата уже разливал кипяток по чашкам. Видимо, такую массу волос высушить нелегко. Вид ее встрепанных, теперь полностью распущенных волос, когда она вошла в кухню, эту мысль подтвердил.

– Рад, что одежда подошла. Удачно, что у вас длинные руки и ноги, – сказал он, добавляя себе в чашку немного меда. – Вам что-нибудь добавить в чай?

– Нет, спасибо.

Огата подал Фудзиваре чашку, а затем с удовольствием отхлебнул из своей. Бросив на нее осторожный взгяд, он отметил, что выглядит она намного лучше: нет той слабости и дрожи, как тогда, когда он только что вытащил ее из воды. Тело у нее было худощавым и сильным, это будет несомненным плюсом в ее излечении от амнезии.

Огата уже почти допил чай, когда до него дошло, что тело у Фудзивары как-то даже чересчур худощавое и плоское. Собственно говоря… груди у нее не было вообще.

– Ты не женщина, – к его чести, выговорить ему это удалось вполне спокойно.

– Что-о-о-о-о?! – залившись пунцовым румянцем и подпрыгнув на месте, чуть не опрокинув чашку, вскрикнула… то есть вскрикнул Фудзивара. – Да с чего вы… ты… решил, что я женщина? На мне с самого начала была мужская одежда – и сейчас тоже.

Огата чуть не упомянул заново Такарадзуку, но вспомнил, что Фудзивара ничего об этой труппе не помнит. Теперь, когда он знал, куда смотреть, то четко видел у Фудзивары на горле небольшой кадык – раньше его скрывала одежда. Но даже при этом выглядел Фудзивара все равно удивительно женственно. Огата и прежде встречал очень красивых мужчин – и некоторых из них даже успешно соблазнил – но никогда не путал их с женщинами. Может, дело в поведении, в языке тела – у Фудзивары они были обманчивы. – Ну, у тебя длинные волосы, и ты носишь серьги, – наконец ответил Огата, стараясь выбрать те черты внешности, которые были относительно нейтральной территорией.

Фудзивара, слегка надувшись, коснулся сережек кончиками пальцев. – Мужчины тоже могут носить серьги и длинные волосы, – тут он беспокойно нахмурился: – Ты ведь… не сердит на меня, нет?

– Нет, просто немного удивлен. Ничего особенного, – спокойно сказал Огата. Не то чтобы Фудзивара хоть раз недвусмысленно заявил, что он женщина, а он сам не спрашивал. Просто они оба действовали, исходя из собственных заблуждений. Честно говоря, пустить в квартиру странноватого мужчину он бы побоялся больше, чем женщину, но Фудзивара вроде бы никакой угрозы не представлял. Хотя они были примерно одного роста, Фудзивара был гораздо тоньше. Огата не был массивным мужчиной вроде Тои Коё, но спортом занимался регулярно и был вполне мускулистым. Впрочем, впечатления человека, способного на физическую агрессию, Фудзивара все равно не производил.

Огата снова украдкой оглядел гостя, отметив его красивую осанку. То, что Фудзивара – мужчина, нисколько не умаляло того факта, что смотреть на него было приятно. А на одну ночь Огата незнакомого мужчину в своей квартире как-нибудь переживет.

конец первой главы


Далее


Примечания автора в жестоком сокращении:
1) Машинка Огаты – 3rd Generation Mazda RX-7
en.wikipedia.org/wiki/Mazda_RX-7#Third_generati...

2) Театральная труппа Такарадзука реально существует en.wikipedia.org/wiki/Takarazuka_Revue

Просмотров: 6039 | Рейтинг: 4.8/13 |
Всего комментариев: 0

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Copyright MyCorp © 2024 | Создать бесплатный сайт с uCoz