"Высший Замысел и как с ним ужиться", NC-17, Кроули/Азирафель I
Название: "Высший Замысел и как с ним ужиться"
Автор: Mister_Key
Пэйринг: Кроули/Азирафель
Жанр: pwp
Рейтинг: NC-17
Саммари: Вот, стою у двери и стучу. Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему... Отк.3:20 Предупреждение автора: Я исходила из предположения, что ангелы и демоны бесполы – до того
момента, как им действительно потребуется обзавестись всем необходимым.
Не вижу причин, по которым существо, способное раскрывать несколько
метров крыльев по собственному желанию, не может с тем же успехом
отрастить несколько дюймов плоти.
Если вас смущает эта идея или идея сексуальных отношений между ангелом и демоном, советую пройти мимо.
I
То
был мартовский день, прохладный и звонкий, с сизыми донцами облаков и
резким ветром, морщившим лужи, оставшиеся от недавнего дождя. Даже
дома, казалось, замёрзли и стояли двумя хмурыми рядами вдоль улицы.
Кроули
обожал такую лживую, каверзную погоду. Она была в его духе: выманивала
запахом весны и предчувствием прекрасного, а потом набрасывалась
внезапным ветром, дождём, иногда снегом и всегда сонмом злобных вирусов,
от которых чихал и кашлял весь Лондон. Настоящая дьявольская весна,
будь она проклята.
Именно сейчас он, впрочем, предпочёл бы, чтобы
март был самую малость более благословенным и не пачкал его новёхонькие
щегольские ботинки грязью с мостовой. Но это было лишь мгновение
слабости, быстро прошедшее, и Кроули сосредоточился на главном.
На деле.
Всё
потребное для успеха у него было при себе: коробка миндальных печений в
одной руке, свёрток с искушением в другой, ясный коварный план в
голове и раздвоенный язык за чертой сжатых кроваво-алых губ. Идеально.
И
всё-таки он не был уверен до конца, и это злило чрезвычайно. С этими
ангелами всегда так: думаешь, что знаешь их и можешь предсказать, а они
берут и выкидывают что-нибудь из ряда вон, оставляя тебя в полнейшем
недоумении. На своём веку Кроули повидал не так уж много ангелов, разве
что падших, но если знаешь одного – знаешь всех.
Стайка школьниц,
щебетавших на грани ультразвука, промелькнула за его спиной. Сонм
однообразных, но громких мыслей окружал их так плотно, что не нужно было
даже напрягать телепатическую жилку. «Вау, симпатичный!», «дура Мэри,
если бы не она, я…» и «посмотреть бы, кто его девушка, у неё-то не
толстые ноги!» были самыми приличными из них. От прочих Кроули
постарался как можно быстрее отгородиться; даже сейчас, после нескольких
сотен лет, проведённых среди смертных, он с трудом понимал, как в самых
невинных и внешне привлекательных из них умещается такая бездна зависти
и готовности к греху. Школьницы в своих белых носочках и коротких
юбочках были определённо адскими созданиями, сродни творящейся весне, и
Кроули захотелось дополнить сущее парой деталей, превратить его в идеал.
Не
оборачиваясь, он щёлкнул пальцами. Этим вечером толстушка Мэри,
подкрепившись миской жареной рыбы и картофеля, опустится на пол перед
унитазом и прочистит желудок, недоумевая, почему не догадалась сделать
так раньше. Полгода спустя она перейдёт с восемнадцатого размера в
девятый, уменьшившись ровно наполовину, и модельное агентство «Бернс,
Уилсон и сыновья» предложит ей работу. Ещё через полгода – если,
конечно, она неожиданным образом не придёт к миру с собой и собственными
габаритами, - она окажется в клинике Святого Амвросия и проведёт там
следующий год… или меньше, если собственная худоба для неё окажется
ценнее всего остального. Если врачам удастся справиться с судорогами,
отказавшими почками и упорной анорексией, Мэри напишет книгу, и тысячи
девочек-подростков по всей Британии примутся следовать её примеру. Кроули
не успел даже постучать. Дверь магазинчика раскрылась, выпустив в
зябкий воздух облачко запахов: корица, кофе, ваниль и старая бумага, и
ещё тёплый воск, - и Азирафель возник на пороге так же легко, как на
Тауэр-бридж четыре сотни лет тому назад возникала пробка, стоило одному
из возничих оказаться чуточку нерасторопным.
- Дорогой мой, - сердито сказал он, - это уже действительно сверх всякой меры и почти несовместимо с всепрощением.
Кроули протянул ему коробочку печенья. Азирафаил презрел её и щёлкнул пальцами.
Толстушка
Мэри этим вечером осмотрит себя в зеркале, дожуёт кусок рыбы и решит,
что нравится себе такой, какой её создал Господь. Она перестанет
горбиться, пряча грудь, и примется покупать светлые вещи, а через
полгода модельное агентство «Бернс, Уилсон и сыновья» предложит ей
работу. Ещё через полгода – если, конечно, не случится ничего
непредвиденного, - она выяснит, что больше не ест по ночам, и из
восемнадцатого размера, оговоренного в контракте, похудела до
шестнадцатого. Ещё через год она окажется в клинике Святого Амвросия и
будет приезжать туда в течение года, каждое воскресенье, чтобы
поучаствовать в собрании девушек с нарушениями питания, и будет
внимательно слушать историю за историей до тех пор, пока не решит
поделиться собственной.
Ещё через год её книга «Тело одно» будет
продаваться по всей Британии, и если юристам удастся справиться с
сопротивлением производителей фастфуда, консервативным настроем
редакторов модных журналов и общим представлением о крайней степени
истощения как крайней степени красоты, тысячи девочек-подростков по всей
Британии примутся следовать её примеру.
Кроули проводил щебечущую
стайку недобрым взглядом и наслал на них непереносимость поп-музыки
прежде, чем успел сообразить, что, собственно, делает.
Азирафель улыбнулся ему и забрал подношение.
- Я всегда знал, что ты не совсем уж пропащая душа, - сказал он, блеснув невыносимой райской голубизной сквозь стёкла очков.
Не то чтобы ангел мог нуждаться в очках, но Азирафель любил их так же, как толстый полосатый шарф, в котором не нуждался тоже.
-
А я, - отбрил Кроули, поигрывая искушением, обёрнутым в восемь слоёв
хрустящей бумаги, - всегда знал, что ты умеешь исподтишка говорить
гадости. Мы войдём или так и будем топтаться на пороге?
Ангел
отступил в остывающую прихожую, из которой ветром выдуло почти всю
корицу и ваниль. Справиться с запахом старых книг не мог бы даже ураган,
и пристыжённый ветер отступил, на прощание побившись в дверь всей своей
промозглой сущностью.
Всё время, что Азирафель управлялся с
серебряным кофейником, тарелочками, чашками и прочей звенящей ерундой,
Кроули пытался изгнать ощущение недостойной умиротворённости. Здесь,
Вельзевул всё побери, было слишком спокойно, слишком уютно, и кофе был
слишком вкусен и горяч, как адская смола. Это напоминало ему прекрасные
дни юности и настраивало на недопустимо мирный лад.
Дело, - напомнил он себе. Дело превыше всего.
Азирафель сел напротив него и разломил хрупкое печенье пополам.
- Хочешь? – предложил он. Кроули решительно затряс головой.
- Не настолько я ещё… ээээ... возвысился, чтобы делить трапезу с ангелом, если этот ангел не пал.
Намёк
был, пожалуй, слишком откровенен, и Азирафель мог насторожиться, а
тогда уговорить его будет куда сложнее, и Кроули прикусил язык. Но
Азирафель сидел по-прежнему спокойно, пил свой кофе, в котором сливок
было больше половины, а ещё четверть занимал сахар, и вкушал миндальную
меренгу с видом полного блаженства.
И ведь заметил, стервец,
Искушение, обёрнутое в бумагу; Кроули умостил его на краешке стола, но
так, чтобы нельзя было отвести взгляд. Это он умел особенно хорошо:
заставлять смотреть на вещи другими глазами. Чуть-чуть другими, ровно
настолько, чтобы смотрящий Возжелал. А после того, как он Возжелает, всё
делается так просто.
Но Азирафель только бросил короткий взгляд на
Искушение и вновь вернулся к печенью. Кроули ждал и даже нашёл в себе
силы не напоминать ангелу о том, что чревоугодие - грех.
- Ну хорошо, - сказал Азирафель, расправившись с тремя печеньицами и половиной кофе, - что это такое?
Кроули
возликовал. Он ликовал тайно, как подобает сатанинскому отродью, и
чрезвычайно коварно – в точности как рекомендовал Чёрный Катехизис. За
тем, чтобы Азирафель Возжелал, дело не станет, а дальше всё пойдёт как
по маслу, которым в аду поливают особенно жаркие вязанки дров.
- Книга, - проговорил он и подтолкнул Искушение по столу. – Я решил, что тебе это может быть интересно.
Азирафель
отставил чашку на безопасное расстояние и тщательно вытер руки,
повторил ту же процедуру с кристально ясными стёклами очков, снова вытер
руки и только тогда приступил к разворачиванию обёртки. Кроули следил
за ним блестящими жёлтыми глазами и едва сдерживал нетерпеливое шипение.
- О, - сказал Азирафель, когда последний слой бумаги зашелестел в его пальцах и сам собою сложился в кораблик. – Боже правый…
- Ангел!!!
-
Прости, - рассеянно повинился Азирафель. Пальцы его не легли на
фолиант, а скользили над кожей, точно обводили выпуклые очертания букв. –
Но… такая редкость. Откуда?
- Досталась по случаю, - соврал Кроули.
Он украл Искушение из седьмого круга Ада, куда вовсе не жаждал
возвращаться. Бесплодные пески обладали неприятным свойством забиваться в
нос и рот, а от огненного дождя у него разыгрывалась боль в колене.
-
Даже боюсь себе представить этот случай, - пробормотал Азирафель и
впервые после появления Искушения взглянул Кроули в лицо. – Зачем ты мне
её принёс? Не нужно только россказней о том, как ты хотел меня
порадовать, потому что мы друзья.
- Эй, но я действительно… - Кроули
замолчал, махнув рукой. – Ладно. Хорошо. В конце концов, тебе ведь
должно быть присуще милосердие. Меня хотят повысить. Неожиданно, а?
Азирафель
жестом предложил ему продолжить, и Кроули продолжал, добавляя к
аккуратно отмеренному количеству отчаяния нужную порцию тонко нарезанных
намёков.
- Просто бог знает что, - он искривил губы, - не понимаю,
отчего у всех в этом году случилось такое обострение бюрократического
долга. Ты же знаешь, как всё это у нас устроено там, внизу. Какому-то
князю – лично я подозреваю Вельзевула, - пришло в голову проверить мой
послужной список.
- Не в первый раз, - сухо заметил Азирафель, дивясь
мудрости божественного промысла. Он сам недавно имел неприятную беседу с
Архангелом по Делам Земным и Небесным и целых пять минут после неё
предавался греху уныния.
- На этот раз они взялись за дело всерьёз, - в злобном отчаянии сообщил Кроули и вспомнил свиное рыло Вельзевула.
«Раньшшшше»,
- жужжал Вельзевул, - «ты был хужжжжже, Кроули. Раньшшшше ты
зззззанималсссся греховными делами кажжжждый день, но мы осссставили
тебя безззз приссссмотра, и ты раззззмяк. Пора это исссссправить.»
-
Мне срочно нужно совершить что-то ужасное, - сказал Кроули, внимательно
глядя на Азирафеля. – Что-то ужасное настолько, чтобы даже у князей ада
поджилки затряслись. Иначе меня отзовут туда, - он ткнул пальцем вниз, -
да впридачу повысят в ранге! Меня! Я не в том возрасте, чтобы снова
делаться простым бесом, дьявол меня…
- Кроули!!!
- Прости, -
сказал он. – Увлёкся. Я в отчаянии. Я попробовал на час остановить
лондонскую подземку, но кое-кто, - тут он яростно взглянул на Азирафеля,
- мне помешал. То же самое произошло, когда я попытался запустить в
оборот онлайн-службу Немедленных Проклятий. А когда я хотел открыть
новую школу, где детям сильных мира сего будет позволено буквально всё,
выяснилось, что такая уже есть, и что каждый семестр в ней стоит две
тысячи фунтов.
- Но от меня ты не можешь ждать… - начал Азирафель, но Кроули в сердцах зашипел, и ангел умолк.
-
Единственное, что может мне помочь – это падение ангела, - сказал он,
хмурясь. – Это не шутки, и это дойдёт даже до таких замшелых бюрократов,
как Вельзевул или Баал. Единственный способ.
Азирафель вновь опустил взгляд к Искушению и проговорил негромко:
- И ты принёс мне её. Я должен был догадаться.
- Что мне оставалось делать?! – рявкнул Кроули. – Я всё-таки от лукавого, я не могу просто придти к тебе и…
-
Если я её открою, - мягко заметил Азирафель, - даже если просто
дотронусь, я непременно Возжелаю. Я уже начал Желать. Даже если я накрою
её чем-нибудь и не буду касаться взглядом. Коварный план, Кроули,
по-настоящему коварный.
- Это комплимент, - заметил Кроули, - ты
ведь понимаешь, что это комплимент? И, как все комплименты, лживый. С
твоим опытом ты можешь листать её на ночь и не согрешить. Ты ведь и
Желаешь её не из-за того, что в ней содержится, а потому, что это
единственный экземпляр.
Азирафель вздохнул и признался: - Я
встречался с Архангелом, - он чуть поморщился, вспомнив эту благую
встречу, и тут же устыдился. – Он упрекнул меня в излишней мягкости.
Склонившись к суете, позабыл о свершении Его воли и так далее. Понизить
меня не грозят, но…
Кроули присвистнул.
- По-моему, они сговорились, - сказал он, допил кофе и закурил. – Если я ошибаюсь, поправь меня.
-
Нет, - вздохнул Азирафель. – Мне необходимо совершить нечто высокое,
спасти заблудшую душу или предотвратить адские козни против слабых мира
сего. К вящей Его славе, - торопливо добавил он. – И душа должна быть
по-настоящему заблудшей.
Кроули издал странное шипение, которое при некотором усилии воображения сошло бы за смех.
-
Как насчёт взаимообмена? – спросил он, понижая голос и перегибаясь
через стол. – Я совращаю тебя, ты… ну, это детали. Я могу притвориться,
что душой склонился к вашим. Слегка и ненадолго, но всё же это лучше,
чем дарить детишкам леденцы.
- Мне казалось, мы давно решили, что не
пытаемся перетянуть друг друга со стороны на сторону, - напомнил
Азирафель и снова поглядел на Искушение. – Я отчётливо ощущаю в твоём
предложении подвох и дьявольскую хитрость.
- А я в твоей
неубедительной попытке отказать – неисповедимость горнего пути, -
парировал Кроули. – Подумай сам, ну кто ещё тебе такое предложит? И,
главное, кому из наших ты можешь доверять, если не мне?
Азирафель вздохнул и поднялся.
- Я не могу ясно думать над этим, - сказал он, бросив короткий взгляд на Искушение. – Пойдём, пройдёмся.
Ладно,
- решил Кроули. Прогулка лучше, чем ничего. И если Азирафелю необходимо
пару часов помёрзнуть, чтобы признать очевидное, так не в интересах
Кроули ему мешать.
Вместе они прошли по улице – март, заманивая
смертных в свои холодные объятия, зажёг яркое и ничуть не греющее
солнце, и под ногами блестели мокрые камни мостовой, - свернули в
окутанный розоватой дымкой парк и остановились на мостике, под которым,
зябко подбирая красные лапы, плавали утки.
- Видишь ли, - сказал
Азирафель, - в том и заключается проблема, что мне очень хочется
признать твою правоту и согласиться. Но ты ведь служишь отцу лжи. И я не
хочу грешить. Я и так очень себе попустительствую.
- Ах вот в чём
дело, - Кроули пропустил кончик языка между губами и тут же спрятал. –
Ну а если тебе придётся согрешить во имя великой цели?
- Никаких
смертных грехов, - быстро ответил Азирафель. Он кутался в шарф и
выглядел странно: отстранённо и задумчиво, как будто уже одной ногой
стоял на пороге рая. Кроули это ужаснуло.
- Я бы и не предложил, -
сказал он обиженно. – Благими намерениями вымощена дорога к нам, а у вас
– сплошь игольные ушки. Но если подумать, мало ли найдётся грехов
помельче?
- Чревоугодие, - предложил Азирафель. – Не подходит сразу.
-
Тщеславие, - предложил Кроули и покусал губу. – Нет, тоже мимо. Это
должен быть какой-нибудь парный грех, которому ты предался со мной ради
того, чтобы я не принялся грешить каким-нибудь особенно ужасным
способом. Азартные игры?
Азирафель с явным сожалением покачал головой.
-
Между нами говоря, - сказал он печально, - у нас этому подвержены не
меньше, чем у вас. За время, пока шарик крутится в рулетке, смертный
возносит столько же молитв, сколько и проклятий – и все истинные и от
чистого сердца. Таково десятое доказательство непостижимости смертной
души, друг мой.
Кроули зарычал сквозь зубы.
- Воровство? Богохульство? Лень?
Азирафель задумчиво барабанил пальцами по перилам моста и всё качал головой.
-
Должно же быть что-то, - в отчаянии возопил Кроули. Дело разваливалось
на глазах. – Обратимся к классике. Массовые грехи. Их должен быть
миллион на выбор, эти смертные всегда грешат все разом, вспомни хоть их
вечеринки!
- Я не стану воздвигать поп-идолов, - строго ответил
Азирафель, собиравшийся категорически отказаться и от прочих суетных
развлечений, и вдруг замолчал. Губы его дрогнули, в глазах мелькнула
Искра Божия, заставившая Кроули поморщиться и отвернуться.
- Ну? – хрипло вопросил он.
Азирафель молчал ещё с минуту, потом сказал неуверенно: - Содом и Гоморра, - он снова замолчал. – Понимаешь?
Кроули отчётливо ощутил, как на затылке у него приподнимаются пока невидимые чешуйки. - Огненный дождь, - так же медленно сказал он, - Я могу наслать огненный дождь. Легко! Если только ты...
- Не выполню одно из твоих ужасных требований, - подхватил Азирафель, - но Кроули! Это не должен быть грех, марающий душу!
Кроули почувствовал, как огромный камень с грохотом валится с его чёрной души.
- Оскверняющий тело подойдёт? – деловито спросил он.
***
- Никогда этим не пользовался, - тревожно заметил Азирафель. – Вообще никогда.
Они только что закончили четвёртый спор на тему будущего Падения, и Кроули чувствовал себя несколько утомлённым.
-
Но видеть-то видел, - сказал он и тут же понял, какую сморозил
глупость. – Ничего в этом нет сложного. Просто смотри на меня и делай
всё в точности так же.
- Я не чувствую в себе сил… - обречённо сказал Азирафель. Кроули хищно ухмыльнулся.
-
Если ты откажешься, я рассержусь. Я пойду грешить – это у меня
получается дьявольски хорошо, ты знаешь, - и год спустя Лондон будет
полон хаоса. Я покажу смертным всю прелесть по-настоящему адского греха,
я…
- Кроули, ради всего… - Азирафель замолчал как раз вовремя. – Я понял. Просто это очень сложно. Я не уверен, что смогу.
Аспид Кроули тяжело вздохнул.
-
Я помогу, - сказал он, чувствуя себя отвратительно, почти невыносимо
благим. Помощь ближнему своему явно не входила в перечень деяний,
подобающих демону. На что только не приходится идти ради ранга. Слегка
утешало то, что Азирафелю было не легче, и это именно он первым попросил
о помощи. – Начнём с малого.
Азирафель поглядел на Кроули с
опасливой надеждой. Кроули чуть не застонал. Сказать по чести, он и сам
не был так уж искушён в грехе, чтобы не опасаться неудачи. Но признать
это вслух означало загубить затею на корню.
- Искушение, - напомнил
он. – Я тебе его открою. Не все глубины, конечно, - добавил он
торопливо. – Так, пару первых страниц. Или только оглавление. Этого
хватит. Сразу захочешь грешить, я как раз знаю несколько прекрасных
местечек, где это можно сделать, и вуаля, дело в шляпе!
- Не уверен, что… - начал Азирафель, и Кроули зарычал почти так же убедительно, как Цербер.
-
Хочешь отправиться наверх, к своим, и снова миллион лет провести
служкой в пятом ряду Хора, прославляющего Его? – вопросил он. – Или
думаешь, я с удовольствием отправлюсь в какой-нибудь вшивый Первый Круг
Ада, где из всех развлечений вопли некрещёных душ?
- Там Цезарь и Демосфен, - возмутился Азирафель. – Хотя бы есть с кем поговорить в промежутках между воплями.
-
Да, а тебе придётся наслаждаться близким Величием Создателя, -
парировал Кроули. – Что, неужели готов сдаться? А как же ваше хвалёное
самоотречение и стойкость перед испытаниями?
Азирафель покраснел, и лицо его отвердело.
- Неси, - сказал он решительно. – Осторожней с Искушением, Кроули, как бы оно не добралось и до тебя.
Кроули,
обрадованный быстрым согласием, ушёл и вернулся с Искушением. В голых
пальцах оно казалось мягким и пленительным, и так и манило открыть и
прочесть хотя бы пару первых страниц. Пожалуй, предупреждение Азирафеля
не было лишено смысла.
- Вот, - сказал Кроули, усаживаясь на
диванчик и подзывая к себе Азирафеля. Тот подошёл и примостился на самом
краешке. – Я открою, а ты смотри. Мне и самому любопытно.
-
Искушение, - пробормотал Азирафель и протянул руку, словно собираясь
коснуться книги. Кроули приготовился оборонять Искушение любой ценой –
иметь дело с действительно Падшим ангелом не улыбалось никому, кто хотя
бы раз видел Люцифера, - но Азирафель только накрыл его запястье
ладонью, очень нежной и совсем без линий. – Осторожнее.
Это он ещё не знает о святой воде, которую я храню в сейфе, - подумал Кроули и открыл Искушение.
Первая
страница показалась ему очень… пустой. Ничего из того, что он ожидал
увидеть. Точно посередине пожелтевшего листа стояла очень красиво
исполненная надпись, гласившая, что перед ними действительно Полная
Книга Всех Прекрасных и Изысканных Искушений. Пальцы чуть пощипывало
удовольствием, но и всё на этом.
Кроули поглядел на Азирафеля, а Азирафель – на Кроули. Потом ангел проговорил, похрипывая от волнения:
- Дальше. Наверное, это шанс одуматься.
-
В книге-то Искушений? – изумился Кроули, но последовал совету. Вторая
страница была вся покрыта убористым текстом, и оба впились в него
глазами.
- Ужасное искушение номер три, - растерянно прочитал
Азирафель. – Кошмарное искушение номер двадцать четыре. Ты действительно
думаешь, что перечень чудовищных грехов должен быть таким скучным?
-
Это же ты предпочитаешь верить, что всегда есть ещё один шанс вернуться
к чистоте и всякое такое прочее, - отрезал Кроули, переворачивая лист.
Книга разочаровывала его всё больше.
Хватило одного взгляда на первый
лист. Кроули охнул, выбранился самым чудовищным образом и отшвырнул
Искушение прочь. Оно ударилось о ковёр с глухим стуком и осталось там.
- Ангел, - хрипло сказал Кроули. – Ты это видел?
-
Почти не успел заметить подробностей, - пробормотал Азирафель, давя
несвойственную горним сущностям тошноту. – И судя по твоему виду, это
было к лучшему.
Кроули, у которого перед глазами всё ещё стояла
исключительно живая и до дрожи омерзительная картинка, содрогнулся.
Изображение несчастного грешника, расчленённого по всем правилам
поварского искусства, словно отпечаталось на веках изнутри, и шевелилось
– в точности как в книге, рекомендовавшей расчленять будущий обед
живьём.
- На твоём месте я бы… - он замолчал, потому что советовать
ангелу вознести благодарственную молитву было чересчур явным признанием
собственного провала. – Неважно. Чего я не знал, так это что Искушение –
не метафора. Чёрт бы его побрал.
Азирафель, тоже страдавший от последствий одного-единственного беглого взгляда, даже не возмутился.
-
Поваренная книга, - пробормотал он. Подробностей приготовления
грешника он не увидел, и был в данную минуту необычайно тому счастлив. –
Налей мне чего-нибудь покрепче.
- А у тебя такое водится? – удивился Кроули, поднимаясь с дивана. Азирафель неопределённо махнул рукой в сторону кухни.
-
Я его пока заверну и спрячу с глаз долой, - сказал он, содрогаясь. –
Если это первое блюдо, то страшно даже представить себе десерт.
И мы
ни на шаг не приблизились к цели, - думал Кроули, отыскивая среди
соусов, бутылочек с ароматическим уксусом, сиропов и ликёров для кофе
заткнутую в самую глубину шкафа пыльную бутылку. Он откупорил её,
осторожно понюхал – в ноздри ударил крепкий аромат коньяка – и вернулся в
комнату с двумя щедрыми порциями успокоительного.
Книга уже не лежала на полу. Азирафель, кривясь, оборачивал её дополнительным слоем бумаги.
- Если не знать, что внутри, оно кажется таким приятным, - пробормотал он. – Наверное, это суть каждого искушения.
Азирафель отдал ему бокал и отнял книгу.
-
Так проходит слава земная, - пробормотал он, думая о том, с каким
трудом крал книгу. И ради чего? Ради искушения номер двадцать четыре?
Тьфу, пропасть.
Несколько минут они молча пили, потом Азирафель ушёл, унося книгу, и вернулся без неё.
- Положил тебе на стол, - сказал он угрюмо. – Потом сделаешь с ней что захочешь.
-
Всё же единственный экземпляр, - рассеянно отозвался Азирафель и вдруг
признался. – В жизни не чувствовал себя более, ты понимаешь, не склонным
грешить.
Кроули горько хмыкнул.
- Тебе это хотя бы по долгу
службы положено, а мне? – он залпом допил бокал. – Я шёл сюда с коварным
замыслом и облажался, как бесёнок на первом году службы. Да в любом
глянцевом журнале больше поводов пасть, чем в этой фантазии
повара-некрофила!
Азирафель затряс головой.
- Хватит об этом, - сказал он решительно и похлопал Кроули по руке. – Не горюй так. Это с каждым могло случиться.
Кроули расценил этот жест как признак ангельского милосердия, но не обозлился. На злость не хватало сил.
-
Знаешь, - искренне сказал он, чувствуя себя до омерзения искренним, - у
меня вот что на уме: вовсе не обязательно тебе грешить. Тебе ведь эта
идея не по душе. Ну так и не нужно. Я придумаю что-нибудь другое.
- Что, например? – спросил явно расслабившийся Азирафель. – Пойдёшь грабить сиротский приют?
-
Хорошая идея, но я не об этом, - алкоголь не пьянил Кроули, но помогал
ощутить некую разновидность вдохновения. – Мы не обязаны следовать
каким-то там предписаниям, верно? Ты отправишься спасать заблудшие души,
я – губить слабых мира сего…
Азирафель поморщился.
- Знаешь, -
сказал он со сложным и неясным Кроули выражением лица, - я предпочёл бы,
чтоб ты не вмешивал в дело посторонних. Что за манера использовать
смертные души, как мелкие монетки? Мы разве не способны согрешить
вдвоём?
Кроули уставился на него, потеряв дар речи. Скользнул языком
по губам, прошипев что-то нечленораздельное, и придвинулся к Азирафелю.
-
Способны, - уверил он, силясь поверить, что услышал именно то, что было
сказано. Не то чтобы ему раньше не приходилось Желать. На самом деле,
были времена, когда он Желал чуть ли не постоянно. Он даже подумывал о
том, чтобы взяться за дело всерьёз, но в итоге решил, что игра не стоит
свеч. Удовлетворить похоть он мог и с одной из тех смертных, что
вешались на него десятками, а Азирафель был… ну да, был его другом.
На самом деле – хотя Кроули не признался бы в этом ни за какие грехи мира, - он отчаянно трусил. Азирафель выжидающе глядел на него невыносимо голубыми глазами, и Кроули решился.
-
Способны, - повторил он гораздо более твёрдым голосом и притянул
Азирафеля к себе. – Я надеюсь, ты меня не отравишь своей святостью.
- Я не понима… - начал Азирафель, но Кроули только рассмеялся ему в лицо.
- Всё ты понимаешь, - сказал он и потянул ангела к себе, решившись – да к чёрту всё! – рискнуть.
Его
не обожгло, то есть обожгло, то есть… Кроули втянул глоток воздуха,
чувствуя, как страх уходит. Целоваться с Азирафелем было горячо и жгуче,
да, но не смертоносно. И он, Аспид Кроули, не рассыпался от этого в
пыль и не обратился в камень. На самом деле… да, на самом деле…
-
Ещё? – спросил он, пристально следя за ангелом. Тот замер и только
непроизвольно облизывал губы. Выглядело это как воплощённый грех, так
что Кроули даже забеспокоился, не повредил ли он что-нибудь в Азирафеле
своим поцелуем. Кто их разберёт, этих ангелов…
Но Азирафель, проморгавшись и опомнившись, проговорил:
- Нет!
И
на душе у Кроули стало тихо и спокойно, почти уютно. Ничего он не
повредил в ангельской сущности – по крайней мере, привычка отказываться
от очевидно необходимого осталась при Азирафеле вся целиком.
- Тебе
ведь придётся уступить мне добровольно, - напомнил он, гладя Азирафеля
по напрягшемуся плечу. – Иначе не будет считаться. И знаешь, я слишком
долго ждал, чтобы упустить такой случай. Второго-то не будет.
Соображал Азирафель тоже по-прежнему быстро.
-
Так это типичный дьявольский план? – спросил он, касаясь губ Кроули
пальцами. – Сразу много выгод – и платить другому, а не тебе?
- Не
так уж много ты заплатишь, - возразил Кроули. – Подумаешь, содомский
грех! И… - он помолчал, пытаясь справиться со внезапной категорической
неспособностью врать, не преуспел и сдался. – Я тебя вожделею. Давно.
Как думаешь, это признак того, что я теряю квалификацию и понемногу
обращаюсь к добру?
Несколько секунд Азирафель обдумывал вопрос, затем покачал головой.
- Вряд ли, - сказал он и ощутимо расслабился. – Я бы сказал, что это похоть.
-
Тогда всё в порядке, - заметил Кроули и потянул Азирафеля к себе,
разворачивая, пригибая светлую голову, обводя губы кончиками языка. – А
то я почти испугался.
- Я тоже, - шёпотом признался Азирафель. – Очень дурно с моей стороны, что ты мне нравишься каким есть.
-
Не то слово, - согласился Кроули и поцеловал его снова. Это опять
обожгло на грани с болью, и всё случилось само собой. Никаких причин для
беспокойства, даром что Кроули – он понял это только сейчас и ухитрился
найти полторы секунды, чтобы удивиться, - не пользовался этой
возможностью тела лет триста или около того. Нет, кажется, дольше.
Примерно с того момента, как Азирафель тихой сапой вкрался в перечень
его ежедневных размышлений, чёрт его дери, эту ангельскую невинность. Сладко стонущую в его, Кроули, губы невинность.
Они
целовались и всё не могли перестать, хоть Кроули и испытывал трудности
определённого порядка, с каждой минутой и с каждым поцелуем
становившиеся ощутимей. Азирафель раскраснелся, растрепавшиеся
стараниями Кроули волосы падали ему на лоб, и хотя обычно дыхание
представляло необходимость только как маскировка, сейчас Азирафель
буквально задыхался.
- Хватит, - прошептал он, упираясь Кроули в
грудь и без особенного успеха силясь его оттолкнуть. – Хватит, стой.
Кроули, ради всего святого!
Кроули зашипел и зарычал разом, отпрянул и едва не прожёг его взглядом. Азирафель закрыл лицо руками.
- Я представил, - сказал он хрипло, - как буду рассказывать об этом там, наверху.
Кроули
попытался понять, о чём он, чёрт возьми, толкует, понял и представил,
как будет рассказывать о том же у себя внизу. Получалась какая-то
чудовищная несправедливость. План был хорош, он работал, ещё как
работал, но завалиться к Вельзевулу и с похабной ухмылочкой заявить, что
заставил пасть ангела…
То есть если бы это был какой-нибудь другой
ангел! Не Азирафель. Не этот невыносимый, прах его побери, любитель
хорошего джаза и старых ресторанчиков! Не этот растрёпанный, тяжко
дышащий, с пятнами румянца ангел!
Тогда бы Кроули ничего не стоило гордиться и хвастаться. Но только не когда речь шла о друге.
-
Не будешь, - так же хрипло ответил он, сам поражаясь тому, что несёт. –
И я не буду. Это только моё… только наше. Иди сюда, ну.
Азирафеля
трясло, и он глядел на Кроули недоверчиво, почти изумлённо, но
послушался, втёк в объятия, спрятал лицо у Кроули на плече.
- А как же… - начал он. Кроули запустил ладонь в светлые волосы.
- Придумаем что-нибудь, - пообещал он. – Это только для нас. Хочешь?
Азирафель кивнул, тут же замотал головой, снова кивнул и выдохнул:
- Как ничего другого в жизни. Что это, Кроули? Сила похоти? Смертный грех?
Кроули молчал.
-
Или… - Азирафель поднял голову и уставился на Кроули взглядом, в
котором стыло потрясение. – Я подумал… этого, конечно, никак не может
быть, но…
- Дурацкая манера у ваших наверху, - проговорил Кроули, -
всему искать названия, да ещё и писать их с больших букв. У наших,
конечно, то же самое. Не бери с них пример.
- Не буду, - ответил
Азирафель, снова подставил губы и закрыл глаза. Конечно, он целовался и
раньше. И его целовали. Братским, святым, доверительным, поощряющим
поцелуем. В щёку или в лоб. Но такого… такого…
Он
выдохнул, когда Кроули снова обжёг его прикосновением. Узкие
раскалённые губы, тонкий длинный язык, касавшийся везде, тяжесть ладони
на затылке, сладость и обмирающее сердце. Так много всего сразу.
Что-то
сладко и пагубно тянуло в паху; Азирафель заёрзал и покраснел от
невыносимого стыда. Кроули понял, хмыкнул ему в шею и прошептал:
- Не дёргайся ты так. Всё нормально.
Азирафель
хотел сказать, что в этом нет ничего нормального – в этой тяжести,
напряжении, горячем и требовательном зуде, - и уж тем более ничего
нормального не сыщешь в том, какой тесной и постылой кажется одежда, и
ещё в том, как хочется прижаться к чужому телу.
Он промолчал. Кроули
тоже, хвала господу за небольшие милости – хотя Азирафель всерьёз думал,
что больше никогда не сможет искренне вознести Ему хвалу. Не теперь. Не
когда он так погряз во грехе, что даже не чувствует себя виноватым, а
только хочет ещё и ещё, и далёк от раскаяния, как никогда раньше.
- Давит, - сказал он коротко. Кроули хмыкнул, поймал его ладонь и положил на свой пах; Азирафель вскрикнул и отдёрнул пальцы.
- С ума… - начал он, но Кроули только криво усмехнулся.
-
Это я к тому, что мне тоже нелегко приходится, друг мой, - пробормотал
он, неловко двинувшись и зашипев, как от боли. – Знаешь, пожалуй, я
покажу тебе своё понимание милосердия.
- Что…
Кроули соскользнул с
дивана на пол, встал на колени, точно собирался молиться. Азирафель
смотрел на него, подавившись вздохом, и не мог найти в себе сил
воспротивиться. Даже когда Кроули развёл ему ноги и устроился между.
Даже когда облизнулся – медленно, напоказ, - и от этого движения что-то
страшно и сладко свернулось в низу живота. Жёлтые глаза горели голодом,
зрачки свело в узкие щели, пальцы со слишком длинными ногтями царапнули
кожу под ремнём брюк, выпустили невыносимо зудящую похотью плоть наружу,
к прохладному воздуху, ничуть не умерявшему огня.
- Не нужно, -
тряским шёпотом сказал Азирафель. Ещё не поздно было отступить… но
где-то в самой глубине он понимал: поздно. Он никогда не забудет, как
это было, как это бывает, когда Кроули стоит на коленях, склоняясь и
медленно облизываясь, он никогда не сможет забыть, как чувствуется
первое прикосновение – словно раскалённым углем, только кричишь не от
дикой боли, а от столь же дикого, жгучего наслаждения.
Кажется, он
кричал. Конечно, он умолял. Просил отпустить, перестать, нет, хватит!
Кажется, он даже поминал всуе имя Его, и Кроули шипел сквозь сомкнутые
кольцом обжигающие губы, брал ещё глубже – и даже имя Его Азирафель
почти позабыл, содрогаясь и дрожа, задыхаясь и плача, выгибаясь в
корчах, точно потерял бессмертие и познал весь ужас и сладость нового
порядка вещей.
Кроули уселся на пятки, облизываясь и дико кося
жёлтыми глазами. Подбородок у него был мокрый, Азирафель не мог смотреть
на это спокойно.
- Не нужно благодарностей, - сказал Кроули. – Ради себя старался.
