Fairy stories
Меню сайта
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
Статистика
| Главная » |
"Desynchronization", drama, romance, Огата&Сай, глава 7 (II)
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 (I) Глава 7 (II) Глава 8 (I) Глава 8 (II)
Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12(I) Глава 12(II) Глава 13 Глава 14(I) Глава 14(II) Глава 15(I) Глава 15(II) Глава 16(I) Глава 16(II) Эпилог Глава 7 (II) Огата вкатил Мазду на отведенное ему место в подземном гараже, открыл багажник и достал чемодан. Очень удачно, что удалось купить квартиру в кондоминиуме с гаражом. Чем выше Огата продвигался по карьерной лестнице, тем чаще становились разъезды, а таскаться по Токио с багажом неудобно, пусть он и привык путешествовать налегке. Огата, в общем-то, любил поездки в другие города (при условии, что там ему предоставят приличный номер в отеле), но в последнее время уезжал с неохотой. Фудзивара оставался один, и хотя его нельзя было назвать безответственным человеком – он внимательно слушал все, что Огата объяснял про бытовую, не имеющую отношения к го жизнь, например, как выключить плиту, как запереть дверь, в какие районы лучше не ходить – но отсутствие элементарных знаний Огату все равно порой ошеломляло, хотя он, конечно, понимал, что Фудзивара страдает сильной амнезией. На прошлой неделе Огата устраивал стандартную профилактическую проверку батарей пожарной сигнализации, и звон так напугал Фудзивару, что тот вскочил, ударился коленом о кофейный столик и чуть не сшиб с него гобан. Задав несколько вопросов, Огата выяснил, что Фудзивара ничего не помнит не только про пожарную сигнализацию, но и про правила поведения при землетрясении и тайфуне. Он, разумеется, тут же дал подробные инструкции на эти случаи, но все равно боялся, что упустил какой-нибудь существенный момент. Ему еще никогда не приходилось с нуля учить взрослого человека. Доверчивость Фудзивары еще больше осложняла дело. Синдзюку – не самый спокойный район Токио, но, по крайней мере, есть надежда, что, играя в го, с особо опасными типами не столкнешься. Фудзивара в последнее время посещал расположенный неподалеку го-салон, который ему порекомендовала Лянь-сан, когда он ей пожаловался, что ему будет не с кем играть в го, потому что Огата на четыре дня уезжает на конференцию в Нагою. У Огаты по поводу этих посещений были свои сомнения, но, по рассказам Фудзивары, тот в основном играл там обучающие партии. Крайне маловероятно, что там найдется кто-нибудь, равный ему по силе. – Я дома, – крикнул Огата, снимая в прихожей ботинки, но Фудзивара не отозвался. Нашелся он в кабинете – так увлеченно рассматривал там аквариум, что не обернулся на звук шагов. – Кого-то съели? Фудзивара поднял на него глаза и улыбнулся. – Добро пожаловать домой! Конечно, нет, я их хорошо кормил. Мураками опять гоняется за Мисимой, а Гинко и Момидзи скоро снова родят. Еще я чистил гальку и менял воду. – Ты дал рыбам имена? – Ну не называть же их «Птерофиллум альтум номер один» или «Пецилия ретикулята номер три». Это было бы невежливо, – сообщил Фудзивара так заносчиво, как будто не согласиться с ним мог только последний невежа. Огата решил его в себе не разочаровывать. – Но это рыбы. Давать клички кошкам и собакам имеет смысл, потому что они на них отзываются, умеют выполнять всякие трюки. А рыбы не умеют. – Вон та боция-клоун умеет. Плавает кверху брюхом, притворяясь мертвой, и ворует еду у остальных рыб. Огата посмотрел на полосатую черно-оранжевую рыбку, разлегшуюся на одном из растений. Брюшко у нее раздулось – видать, от неправедно нажитой добычи. Она ответила ему полным рыбьего самодовольства взглядом, который был чем-то ему знаком. Огата ухмыльнулся. – Тогда эту мы назовем Кувабарой. – О, красивое имя, – Фудзивара прижался носом к аквариуму и заворковал: – Кувабара, ах ты толстопузик! Крошка-толстячок! Огата подумал, сумеет ли теперь не давиться смехом при виде настоящего Кувабары, вспоминая эту картину. Он боялся, что нет. Фудзивара оторвался от аквариума и вытер рукавом отпечаток на стекле. – Давай выпьем чаю, и ты мне расскажешь, как прошла демонстрационная игра. Несколько минут спустя Огата сидел на диване с чашкой черного чая в ладонях, дожидаясь, пока тот немного остынет. – Игра прошла неплохо, разве что Асивара-сэнсэй сделал слабый ход вот здесь, – он наклонился и поставил на гобан черный камень. – Потому что после этого ты мог отрезать черных. Твой следующий ход был 6–4? Огата покачал головой. – Вообще-то, нет. Тогда игра закончилась бы примерно за 120 ходов, публика и спонсоры были бы разочарованы. Они ждут, что профессионалы будут долго сражаться между собой, а я не против проявить легкое великодушие, если это не официальный матч. Это больше похоже на учебную партию для зрителей, чем на настоящую игру. Фудзивара принялся задумчиво постукивать веером по губам. – Учебная партия для зрителей… но комментаторы, конечно, заметили и стали тебя критиковать. – Нет, этот вариант мало кто способен увидеть. Поэтому я им и не воспользовался. Хотя Асивара после игры упрекал меня за это. Он сильный игрок и понял свою ошибку, как только поставил камень. Огата выложил партию до конца и сказал: – Конференция закончилась, и теперь до июля, когда начнется матч за Госэй, важных встреч у меня пока нет. Я думаю, не расслабиться ли на несколько дней. Тебе ведь нравятся рыбы. В Йокогаме есть аквапарк. Хочешь съездить? – Аквапарк? – В общем, представь множество аквариумов, только в каждом из них сотни рыб и тысячи литров воды. Аквапаркам также разрешено держать редкие виды рыб, дельфинов, китов. Фудзивара подпрыгнул на диване, чуть не лопаясь от восторга. – Конечно! Поедем! Давай прямо сейчас! Во сколько он открывается? Дотуда далеко? – Я так понимаю, ответ «да». Но, сегодня, боюсь, уже поздновато, – ответил Огата. Энтузиазм Фудзивары его позабавил, хоть он и не ожидал от него иной реакции – Фудзивара так любил рыбок, что заучил на память целые страницы из книги «Практическое руководство по содержанию пресноводных рыб». *** Как Огата и думал, йокогамский аквапарк Фудзиваре понравился чрезвычайно. Сам Огата не был здесь уже несколько лет, и некоторые экспонаты тоже видел в первый раз. Он сфотографировал самых красивых рыб и наиболее красиво оформленные композиции, на случай если в будущем сам решит завести аквариум с морской водой. К тому времени как они закончили осмотр третьего этажа, как раз начиналось «Шоу морских млекопитающих», и они отправились на стадион под открытым небом, расположенный на четвертом этаже. Представление было нацелено в основном на семьи с маленькими детьми (морские львы, например, по команде фыркали и хлопали плавниками, как в ладоши), но Огата и сам остался под впечатлением от мастерства дрессировщиков, особенно тех, кто работал с дельфинами и касатками. Большие, опасные животные возили их по бассейну, подбрасывали в воздух, беспрекословно подчиняясь командам, как будто вправду доверяли людям (ну или получаемая в награду рыбка была очень-очень вкусной). Шоу закончилось, и им осталось только посетить здание под неудачным названием «Дельфинья фантазия», вызывавшим ассоциации с неугомонной 12-летней девочкой, раскрашивающей розовые стены в своей спальне кислотно-фиолетовыми дельфинами. Само здание, к счастью, было покрашено в нормальный светло-лазурный цвет, и хотя на стенах действительно были изображены дельфины, они были естественного серого оттенка. Внутри на входе располагалась сувенирная лавочка, но Огата ее едва заметил, потому что дальше начинался великолепный стеклянный тоннель, простирающийся почти на всю длину здания. За монолитным стеклом над головами посетителей стремительно проносились дельфины. В дальнем конце тоннеля располагалась маленькая, темная комната с цилиндрической цистерной, в которой плавала одинокая белуга. – Ух ты! – Фудзивара, похоже, с трудом удерживался, чтобы не прижаться к стеклу носом. – Шоу было чудесное, но здесь можно посмотреть на дельфинов гораздо ближе, – мимо них на уровне глаз как раз в этот момент проплывал маленький белобокий дельфин. Он взглянул на них с таким же любопытством, с каким они глядели на него. – Они поразительно смышленые. – Дельфины считаются самыми умными животными после людей, – сказал Огата. – У них сложная социальная структура, а у каждого дельфина даже есть собственное имя, – он вычитал это в «National Geographic», который выписывал как раз потому, что почти в каждом номере были познавательные статьи о водной флоре и фауне. Фудзивара посмотрел, как их дельфин присоединился к плывущей клином стае. – Интересно, как зовут этого красавчика. – Свист-Щелк-Щелк-Писк Второй, – ответил Огата с абсолютно серьезным видом. – Правда?! А где написано его имя? – Фудзивара посмотрел направо-налево в поисках таблички. Огата достал из заднего кармана путеводитель. – Вот здесь, ты разве не читал? – Наверное, пропустил! – Фудзивара принялся рыскать по путеводителю. – Имена сразу после таблицы произношения дельфиньего языка, – подсказал Огата, сдерживая ухмылку. Он понимал, что подшучивать над потерявшим память человеком безнравственно, но этикой он никогда особо не заморачивался, тем более что дразнить Фудзивару было весело – в нем была такая смесь наивности и любопытства и вдобавок, он так уморительно негодовал. Асивара тоже смешно гримасничал, если его дразнить, но Огата старался не мучить его слишком часто, чтобы коллеги не начали его обвинять, что он обижает маленьких. Еще Огате нравилось смотреть, как очаровательно заливается румянцем лицо Акиры, когда тот смущается, но в в последнее время Акиру-куна стало все труднее чем-нибудь смутить. Проклятый подростковый цинизм. – Огата-сэнсэй – ужасный, ужасный человек, – Фудзивара захлопнул путеводитель и принялся сердито постукивать им по ладони. Впрочем, приподнятые уголки губ противоречили обиженному тону. Огата пожал плечами. – Это правда, но не так уж я виноват. Ты строишь такие рожицы. – Я не строю рожицы! Я не ребенок! И хорошо воспитан, – Фудзивара сложил руки на груди и надул губы. – А это вторая из моих любимых рожиц. Я ее называю «Сердитая училка». Тебе не хватает только толстых очков и волос, закрученных в пучок. Фудзивара шлепнул Огату путеводителем по локтю. – Я не выгляжу, как учительница! Огата сделал вид, что не заметил, что его стукнули. – Но моя любимая – это когда ты надуваешь щеки. Точь-в-точь иглобрюх, которого мы недавно видели. – Как не стыдно сравнивать меня с колючей рыбой и старой учительницей! Огата-сэнсэй, видимо, считает меня уродливым! – Фудзивара нацелился еще раз стукнуть его по локтю, но на этот раз Огата перехватил его запястье и дернул на себя, так что Фудзивара, чуть не упав, врезался в него. – Я никогда не говорил, что считаю школьных учительниц уродинами. А иглобрюх для меня – лакомое блюдо, – тихо сказал Огата ему на ухо, свободной рукой забирая путеводитель. – Это… интересно… – еще тише сказал Фудзивара, высвободился и отвернулся к аквариуму, но Огата успел заметить, что щеки у него покраснели. Неудивительно. Может, он и не понял намека, но не мог не уловить тон, которым он был сказан. Да Огата ему практически мурлыкал на ушко. Огата сделал себе мысленный выговор. Он хотел подразнить Фудзивару, но вовсе не хотел переступать границу. Это случилось само собой – пусть даже такое оправдание звучало исключительно глупо даже для него самого. Опрометчивые поступки были не в его характере, тем более, если противоречили собственным ранее принятым решениям. Хотя после того случая, когда Фудзивара полез к нему обниматься, Огата не просил его больше этого не делать, тот больше не пытался, скорее всего потому, что сам Огата никогда его не обнимал. За всей своей детской непосредственностью, Фудзивара всегда заботился о том, чтобы вести себя как должно и соблюдать этикет, и поэтому неожиданный физический контакт его явно смутил. Огата только теперь осознал, насколько расслабленно привык вести себя с Фудзиварой, хотя, оглядываясь назад, понимал, что должен был оставаться начеку. Они ведь уже некоторое время живут вместе. С начала мая… а уже скоро июль. Почти два месяца. Огата никогда не жил с кем-то (мать ни в коем случае не считается), со времен окончания школы он всегда был сам по себе. И не ожидал, что… привяжется к кому-то. Ладно, решительно сказал он себе, нужно просто тверже держать себя в руках. От привязанностей одни проблемы, тем более с тем, с кем живешь в одной квартире. Взаимовыгодные отношения не должны превращаться в привязанности. Фудзивара все еще притворялся, что поглощен разглядыванием дельфинов, поэтому Огата пошел к цистерне с белугой один. В тускло освещенном помещении ее блестящая белая шкура смотрелась особенно потрясающе, хотя свет был приглушен не из соображений эстетики, а чтобы животному было комфортнее. Белуги живут в полярных водах, почти все время проводят в темной, покрытой сверху льдом воде и поэтому не любят света. Огата с сомнением посмотрел на свой цифровой фотоаппарат, прикидывая, сможет ли без вспышки сделать приличный снимок. Цилиндрическая форма аквариума тоже наверняка исказит изображение. Наверное, лучше купить открытку. Подняв голову от видоискателя, Огата увидел, что Фудзивара тоже пришел. Тот стоял тихо, неподвижно, глядя, как, круг за кругом, скользит в воде похожая на белый призрак белуга. По лицу Фудзивары пробегали тени волнующейся от ее движения воды. Огата почувствовал озноб: перед глазами всплыла непрошеная картина, как Фудзивара лежит в воде, как колышутся в темной воде его длинные, белые рукава. – А у китов тоже есть имена? А язык? – в голосе Фудзивары уже не было той радости, с какой он смотрел на дельфинов. – Насчет имен не знаю, но песни у них точно есть, а значит, язык, наверное, тоже, – ответил Огата. – А почему этот совсем один? Дельфинов ведь в другом аквариуме несколько. – Китам нужно больше пространства, чем дельфинам. А этому вроде и так неплохо – смотри, какой подвижный, все время плавает, – если морские млекопитающие чахнут в неволе, то обычно это выражается в том, что они становятся вялыми, отказываются есть, но этот был вполне энергичным и упитанным. С ним все явно было в порядке, и, честно говоря, Огату в данный момент здоровье кита занимало куда меньше, чем охватившее его причудливое, иррациональное ощущение. И не в том дело, что сейчас Фудзивара стоит рядом с аквариумом. Огромная цистерна – не пустынный канал, в нее невозможно случайно упасть. – Но если он поет, то никто его не слышит. – Есть и другие способы общаться. Когда сюда зашла маленькая девочка, он принялся пускать воздушные пузыри. Похоже было, что ему так же весело, как ей, – сценка была милой до отвращения – из тех, какие рисуют на слащавых открытках. – Его видят, он видит… но все-таки отделен от всех. Никто не может к нему прикоснуться. Наверное, ему страшно одиноко, да? – Фудзивара оглянулся через плечо и одарил Огату смущенной, извиняющейся улыбкой. – Прошу прощения, Огата-сэнсэй. Сам не пойму, с чего меня потянуло на такие вопросы . Его глаза. Фудзивара улыбался, но глаза на молодом лице были переполнены древней печалью. Огата и прежде подмечал это поразительное несоответствие – но только за гобаном и только во время особо яростных схваток. Он связывал этот взгляд с тем, что в Фудзиваре в такие моменты выходил наружу его дар, и от того, что это выражение появилось не за игрой в го, Огате стало тревожно. Еще сильнее его тревожило то, что сам Фудзивара, похоже, даже не догадывался, что у него появляется такое выражение. Неужели амнезия настолько сильно на нем сказалась? – Вполне нормальные вопросы, – сказал Огата. – У тебя интересный взгляд на вещи. – …ты точно не против? – Абсолютно. С учетом твоего состояния, это естественно, что ты задаешь много вопросов, – вопросы у Фудзивары временами были и впрямь странными, но Огата был рад возможности заглянуть в его внутренний мир, понять, как работает его великолепный ум. А правильно заданные вопросы могут оказаться ключом к тому, что Фудзивара вспомнит что-то важное. Фудзивара облегченно вздохнул. – Мне вправду очень тут понравилось. Если бы мы жили ближе, я бы с удовольствием ходил сюда каждый день. – Тебе повезло, в районе линии Яманотэ есть сразу несколько аквариумов, просто не таких больших, как этот. Раз тебе так нравятся дельфины, то в следующий раз отвезу тебя в Синагаву, – Огата взглянул на часы. – Ну, пора заканчивать. Давай пойдем пообедаем, – образ безжизненного тела Фудзивары в канале все еще стоял у него перед глазами, поэтому ему хотелось побыстрее уйти отсюда. – А здесь есть китайский ресторан? Хочу попрактиковаться делать заказ на китайском. Кажется, я стал говорить получше, потому что вчера Лянь-сан сказала: «Меня стало меньше передергивать от твоей речи». Огата выгнул бровь. – Из ее уст это практически комплимент. Но, умоляю тебя, окажи мне услугу – не предлагай ей заниматься с ней японским. Фудзивара со смехом согласился, и они направились к выходу. Необъяснимая печаль в его глазах постепенно рассеялась. Что же могло произойти, думал Огата, что даже не помня об этом, Фудзивара чувствует такую боль? И что будет, когда он вспомнит по-настоящему? Он так раним, словно никогда в жизни не учился отгораживаться от мира, принимать на себя его удары. Может быть, это побочный эффект его чрезмерной доверчивости. Огата тихонько, чтобы не услышал Фудзивара, язвительно хмыкнул. Сам он излечился от этого недостатка в очень раннем возрасте, спасибо дорогому папочке. По сути, это самое полезное, чему его научил отец за то недолгое время, пока был с ними. Наверное, он ему даже должен быть за это благодарен. *** В ту ночь Фудзиваре приснился кошмар. Сон у Огаты всегда был чуткий, и от звука приглушенных рыданий он проснулся. Подойдя к двери в спальню Фудзивары и уже положив руку на дверную ручку, он засомневался, не переступает ли этим границу чужой личной жизни. С другой стороны, Фудзивара рыдал так, что было слышно, как он задыхается, и Огата решил, что заснуть, гадая, что же произошло, у него все равно не получится. – Можно войти? – позвал он, постучав в дверь. В ответ раздался неразборчивый звук, который он истолковал как согласие, и осторожно толкнул дверь. Лампа у изголовья была включена. Фудзивара сидел на краю кровати, съежившись и закрыв лицо руками. По телу волнами проходила дрожь. – Ты заболел? – если Фудзивара не захочет объяснить, в чем на самом деле проблема, это будет для него удобной отговоркой. Фудзивара поднял голову, но лишь слепо, сквозь катящиеся слезы посмотрел на вошедшего. Огата подошел поближе. – Я спросил, ты плохо себя чувствуешь? Фудзивара вдруг подался вперед и вцепился в его запястье трясущейся рукой. – Не уходи, – хрипло прошептал он и снова уронил голову. – Не уйду, – пообещал Огата, хотя чувствовал себя при этом крайне неловко. Еще никому прежде не случалось плакать на его плече – он был просто не из тех, кто может послужить кому-то эмоциональной поддержкой. Даже его девушки предпочитали выплакаться перед своими подругами, а не перед ним. Огату это полностью устраивало: будь у него желание поиграть в психотерапевта, он бы занялся не го, а психологическими консультациями. Но у Фудзивары кроме него никого не было, так что не было и выбора. Что называется, повезло. Прошло несколько долгих минут. Фудзивара продолжал рыдать, хотя уже тише, чем раньше, по-прежнему крепко сжимая руку Огаты. Решив, что это продлится еще неизвестно сколько, Огата сел рядом. Сидеть и ничего не делать было неудобно, так что он накрыл свободной рукой ладонь Фудзивары и принялся легонько по ней похлопывать – он смутно помнил, что так делала его мать, когда он в детстве был чем-то расстроен. Огата не знал, сколько они так просидели – убаюканный приглушенным светом лампы, он начал понемногу задремывать, но постепенно Фудзивара все-таки перестал дрожать, дыхание его стало ровнее, хотя слезы все еще катились по лицу. – Расскажешь мне об этом? – В обычных обстоятельствах Огата такого бы не спросил. Но в обычных обстоятельствах он и не стал бы гладить кого-то по руке, так что вряд ли он этим вопросом нарушит больше личных запретов, чем уже есть. Фудзивара прикусил губу. – Да… наверное… Но я сам не понимаю. – Это ничего, главное, что тебе хочется поделиться этим. Фудзивара повернул было голову, чтобы взглянуть на Огату, но снова уронил ее и уставился на свои ладони. – Мне… снился сон, но я не все запомнил. Я помню, что был с другом. Мы играли в го. Я помню игру, мы не доиграли ее даже до середины. Кажется, потому что мой друг устал. Я понял, что он засыпает, и пытался поговорить с ним, – Фудзивара резко всхлипнул, и в глазах снова заблестели слезы. – Но он не отвечал. Не отвечал! Я кричал, звал, но он больше не слышал меня. Почему он не отвечал мне?! Огата нахмурился, пытаясь разгадать, почему этот сон настолько расстроил Фудзивару. Ну, играл он с другом в го, ну, тот заснул. Досадно, конечно, но видеть из-за этого кошмары? Если только… с ужасом понял Огата… – Я помню, что просто хотел попрощаться с ним… Всего лишь попрощаться. …если только друг Фудзивары не умер. Он умер, и поэтому больше не слышал, как Фудзивара звал его. Фудзивара так сжал его запястье, что Огата поморщился, но протестовать не стал. – Наверное, мы были очень близки. Потому что мне так больно, хотя я даже не могу вспомнить его лицо. В таких ситуациях полагается что-нибудь говорить, утешать, и Огата с трудом заставил себя выговорить: – Он играл с тобой в го. А это значит, он был счастлив. Фудзивара вытер рукавом глаза. – Ты правда так думаешь? – Да. Если бы мне самому пришла пора… умирать, то я не смог бы придумать ничего лучше, чем умереть, играя с таким прекрасным противником. Тем более, с другом. Фудзивара прерывисто вздохнул. – Когда ты так говоришь, то и в самом деле кажется, что все не так уж плохо. Жаль, что я помню недостаточно. Почему он… почему его не стало. Он был совсем молод. – Откуда ты знаешь? Ты помнишь его голос? – Нет, во сне он со мной не говорил. Но я видел его руки – они были маленькие. Он играл черными. Огата кивнул. Вполне понятно, что послужило толчком к этому кошмару. Невропатолог говорил, что вещи и занятия, которые Фудзивара любил раньше, могут подтолкнуть его воспоминания. Фудзиваре стало жалко кита из-за того, что тот одинок, и это вызвало воспоминание о смерти друга. Ну почему так несправедливо – единственным, что Фудзивара смог вспомнить почти полностью, оказалось настолько трагичное событие. Да, наверное, это пока что главная ниточка к его прошлому. – Ты помнишь что-нибудь еще? – мягко спросил он. Фудзивара покачал головой. – Больше ничего, – вдруг его глаза округлились: он только сейчас осознал, что вцепился в Огату, и поспешно убрал руку. – Ой, пожалуйста, извини! Я нечаянно! Заметив, что на запястье остались красные отметины, он принялся извиняться еще больше, а потом стал просить прощения, что разбудил Огату посреди ночи. Когда он начал повторяться, Огата его перебил: – У меня нет завтра ни матча, ни назначенных дел, и я не хрупкий цветочек. Так что даю тебе разрешение больше на эту тему не страдать, – суховато сказал он. – Хорошо хоть, я не оставил синяк, – смущенно отозвался Фудзивара. – Но ты, наверное, сейчас хочешь пойти спать… От Огаты не ускользнула нотка неуверенности в его голосе. Фудзивара не решится просить, чтобы он остался, потому что думает, что и так уже навязался. – Нет, я уже совсем проснулся. Как раз воспользуюсь случаем и отберу обратно ту книжку, которую ты себе захапал и читаешь. – Она очень интересная, – сказал Фудзивара, беря книгу с тумбочки. – Я ее уже по второму разу перечитываю. – Я и говорю, захапал ее себе, – Огата уселся в кресло у окна. Фудзивара подал ему книгу. – Разве тебе не нужны очки? Я тебя без них раньше никогда не видел. – Я близорукий, но читать или смотреть на гобан могу и без них. Просто неудобно, когда нужно разглядеть что-то вдалеке, а я без очков, так что обычно я их не снимаю, – Огата не стал уточнять, что, вскочив с кровати, совершенно про них забыл. – О, теперь понятно, – ответил Фудзивара, с интересом рассматривая лицо Огаты без очков. Огата отлистал книгу на шестую главу, до которой успел дочитать, пока не оставил книжку на кухне, откуда Фудзивара ее радостно стащил. Огата уже почти дочитал главу, когда услышал шорох – Фудзивара лег на кровать и укрылся покрывалом, повернувшись так, чтобы смотреть на него. К девятой главе глаза у Фудзивары начали закрываться. К десятой Огата услышал тихий, почти неразличимый шепот: – Я постараюсь больше не допускать таких слабостей. Не хочу быть обузой. Огата бросил на Фудзивару внимательный взгляд поверх книги. Глаза у него были закрыты, как будто он говорил скорее в сне, чем наяву. И все же Огата не стал торопиться с ответом, взвешивая слова. До встречи с Фудзиварой он презирал мужчин, открыто выражающих свои эмоции, способных легко, не сдерживаясь, удариться и в смех, и в слезы. А если только что проснулся после кошмара и особенно уязвим, это тем более глупо. Но потом в его жизни появился Фудзивара, и тот – не помня, не зная ничего ни о мире, ни о себе – ни себя, ни мира не боялся, встречал новое с радостью, а не с ужасом, не скрывал своих чувств, остался способен верить людям. – Настоящую слабость допускает только трус, сбегающий от своих проблем и обязательств, вместо того чтобы встретиться с ними лицом к лицу, – сказал Огата. – Ты не слабый и ты мне не обуза. Хотя ты нагло стащил у меня книгу, бог знает куда задевал закладку, а у некоторых, между прочим, память не эйдетическая, и закладки им нужны. Единственным ответом было ровное дыхание: Фудзивара наконец-то заснул. Огата захлопнул книгу и подошел выключить лампу на прикроватном столике, но чуть не наступил Фудзиваре на волосы – тот спал на самом краю, и волосы стелились по полу длинными кольцами. «Волосы у тебя такие длинные, что устраивают затор для пешеходов», – весело подумал Огата. Он давно хотел спросить, зачем Фудзивара так отрастил себе волосы, но тот все равно не вспомнил бы причину. Может быть, ему просто настолько нравилось, как он смотрится с длинными волосами, что он не жалел времени, требующегося для ухода за ними. Наверное, если он утром проснется и поймет, что волосы всю ночь были на полу, то расстроится. Огата решил проявить заботу и переложить их на кровать. Только чтобы пройти к столику и выключить лампу, разумеется, только поэтому. Он опустился на корточки и принялся осторожно собирать рассыпавшиеся пряди. На ощупь они оказались мягкими как шелк. Ощущать их прикосновение кожей шеи и лица, наверное, очень приятно, так что неудивительно, что Фудзивара их не состригает. Но при этом они такие густые, что весят, должно быть, немало. Словно у модели, рекламирующей средства для волос, – думал Огата, пробегая по прядям пальцами. Вдруг он осознал, что он ни много ни мало играет волосами спящего товарища, и у него запылали уши. Если оный товарищ сейчас проснется, объяснить, что он сейчас делает, будет нелегко. Огата торопливо уложил волосы Фудзивары поверх простыней, нажал выключатель на лампе и ушел (не забыв, естественно прихватить книжку). И куда делся его принцип избегать привязанностей. Прим. автора. Аквапарк Хаккейдзима в Йокогаме: www.seaparadise.co.jp/aquaresorts/ | |
| Просмотров: 4006 | Комментарии: 6 | Рейтинг: 5.0/8 | |
| Всего комментариев: 6 | ||||||
| ||||||
