Понедельник, 23.12.2024, 10:27Главная

Меню сайта

Форма входа

Поиск

Статистика

Главная » 

"Desynchronization", drama, romance, Огата&Сай, глава 16 (I)


Глава 16(I)

Вяло щурясь, Огата сидел и пытался сообразить, с какой стати читает в википедии статью, посвященную системам кондиционирования. Сел он, собственно, поискать в интернете аналитические сводки по турнирам за титул Хонъимбо, но так и не собрался. Огата бросил взгляд на компьютерные часы: они сообщали, что по интернету он бродит два часа… и что прошло полторы недели.

Фудзивара ни разу даже не позвонил.

Сначала он думал, что Фудзивара поостынет и вернется, потому что по характеру не склонен долго хранить обиды – простил же он его за умалчивание про с а я. И ему ведь было хорошо здесь жить: нравился кондоминиум, на занятия китайским надо было ходить буквально в соседнюю квартиру, он познакомился с окрестностями, получил работу в го-салоне неподалеку, здесь у него были рыбки… здесь у него был Огата. И Фудзиваре, как минимум, нравилось играть с ним в го. Но и помимо го им было хорошо вдвоем.

Но полторы недели? Умом Огата понимал, что должен смириться с тем, что Фудзивара не вернется. Наверное, все-таки не смог простить, подумал он, вспоминая выражение мягкой покорности, с каким тот прощался, – словно обида ранила его слишком глубоко, и Фудзивара сам это понимал.

Раздраженно поморщившись, Огата закрыл браузер и откатился на кресле от стола. Пока он не способен сосредоточиться, заниматься делом бессмысленно. Да и все равно пора рыбок кормить.

Он вытащил из-под аквариума контейнеры с кормом – с хлопьями и с гранулами. Раскрошил для начала несколько хлопьев и принялся наблюдать. Рыбки ринулись к поверхности:  ангелы нагло хватали самые крупные куски, а тетры нервно шныряли между ними, подбирая куски помельче. Самцы гуппи из-за своих роскошных хвостов не могли двигаться так же быстро, как другие рыбы, поэтому Огата, как обычно, посыпал им немножко корма с краю, пока остальные рыбки отвлеклись на битву за еду в центре аквариума.

Затем Огата бросил гранулированный корм для рыбы-клоуна, ухмыльнувшись, когда кусок попал прямо по ленивой рыбине и напугал ее. – Тебе стоит быть повнимательнее, дражайший Кувабара, – неприветливо уведомил он рыбу. Огата считал, что она была красивее, пока не разжирела, а вот Фудзиваре она нравится больше других, он над ней воркует, называет милочкой.

Не «нравится», а «нравилась», мысленно поправил себя Огата. Скучает ли Фудзивара по рыбкам? Наверное.

Огата вернул контейнеры на место. Сел обратно в кресло. Посмотрел на свой сотовый. В очередной раз подумал, а не отправить ли Фудзиваре смску. Коротенькую. «Как ты там?» или даже «Где ты?». Но сколько он ни писал, каждый раз стирал сообщение. Останавливало смутное чувство, что именно он был тогда неправ. И тем не менее каждый раз, мысленно проигрывая в голове их разговор, он не мог найти, в чем должен был поступить иначе, что должен был сказать или, наоборот, не должен был говорить. Совет, что он дал Фудзиваре, был совершенно благоразумен и продиктован заботой о нем.

– Надо было соврать, и все, – пробормотал Огата, неожиданно расхотев глядеть на рыбок. Они чересчур напоминали ему о Фудзиваре – как, впрочем, каждая треклятая вещь в этой квартире. Он сгреб наугад книгу с полки, выключил свет и вышел из кабинета.

Усевшись в свое любимое кресло в гостиной, он успел прочитать абзац-другой введения, а потом вспомнил, что последним, кто сидел в этом кресле, был Фудзивара. Сидя именно тут, он плакал от того, что Огата не смог поверить ему.

Огата недовольно вздохнул. Вот по этой весьма разумной причине он никогда и не приглашал своих девушек к себе домой. Не хотел, чтобы в его жилом пространстве после неизбежного разрыва отношений оставался хлам неприятных воспоминаний.

Что ж, он хотя бы не допустил, чтобы его физическое влечение к Фудзиваре превратилось во что-то серьезное, рассуждал Огата про себя. Подумаешь, несколько раз позволил себе легкий флирт. Их расставание… нет, это неправильный термин – Огата поморщился – окончание их договора – было далеко не лучшим, но ведь могло бы быть и гораздо хуже. Они оба все это время знали, что договоренность у них временная. Просто он не ожидал, что все кончится так резко и неприятно. Вот что его… скажем так, расстроило. Выбило из колеи. Вылечится это просто временем и новыми делами. Он вел замечательно полноценную жизнь до Фудзивары, ему просто нужно вернуться к ней снова. Жизнь продолжается. У него по-прежнему есть го, и оно сильнее, чем когда-либо. А пресловутый договор лично ему помог достигнуть поставленной цели: Огата довел свою игру до качественно нового уровня. И нечего волноваться из-за несущественных деталей – в конце концов, значение имеет только го.

Назавтра был четверг, а значит, в Институте Го у него по расписанию матч, победитель которого пройдет в полуфинал лиги Хонъимбо. Играть нужно было против Такэсимы, 9 дан. Ему уже случалось встречаться с этим противником, и пока что итог был – четыре победы и два поражения. Победы были не такими уверенными, как хотелось бы, но Огата знал, что благодаря тренировкам с Фудзиварой, стал гораздо сильнее, и от завтрашнего матча ожидал существенно лучших результатов.

Он взглянул на часы. Почти одиннадцать. Пора в душ и спать. Огата привык ложиться поздно, но в дни матчей предпочитал вставать пораньше. Книгу он оставил на подлокотнике, твердо решив, что завтра, после победы, будет читать ее дальше, и именно в этом кресле. Кресло очень удобное, и проникнуться к нему отвращением было бы глупо.

Огата, как-никак, гордился своим здравым смыслом.

***

Ответив на достаточное количество вопросов, чтобы Косемуре худо-бедно хватило материала на колонку в «Еженедельнике го», и еще раз поклонившись противнику, а также председателю комиссии и протоколисту, Огата улизнул из игровой комнаты.

Он потер затекшую шею, наслаждаясь специфической смесью адреналина и усталости, что всегда сопутствовала победе. После игры ему было просто необходимо покурить: в зависимости от исхода, это был либо победный перекур, либо утешительный.

Он посмотрел на лестницу, потом на лифт, прикидывая, что быстрее позволит выбраться из здания и наконец-то зажечь сигарету. Он сейчас на пятом – если лифт будет останавливаться на каждом этаже, да еще заходить станет не по одному человеку, то быстрее будет спуститься пешком.

Огата направился к лестнице, как вдруг увидел выходящую из другой игровой комнаты знакомую фигуру. Акира. Сначала удивившись, он вспомнил, что три недели назад Акира получил пятый дан, и, следовательно, его официальные матчи теперь проходят по четвергам, как у других старших данов.

Акира стоял спиной, погрузившись в изучение ассортимента автомата с напитками, и Огату не видел, так что тот бесшумно подошел к нему почти вплотную и позвал: – Акира-кун.

Акира застыл от неожиданности, и это доставило Огате извращенное удовольствие. Приятно знать, что до сих пор так на него действуешь.

– Огата-сан, – произнес Акира, поворачиваясь. Он был немного бледен, но спокоен.

– Как твой сегодняшний матч? Ты ведь играл с Табути, 7-м даном?

– Выиграл на три моку, – буднично ответил Акира, словно в выигрыше с таким большим разрывом у опытного 7-го дана не было ничего особенного. Для Акиры и не было – с его-то  уровнем требований к себе. Эта уверенность была одной из причин, почему некоторые игроки терпеть его не могли, но Огата считал эту черту в Акире одной из самых располагающих.

– Замечательно. Уже знаешь, с кем следующим будешь играть, с Сиракавой или с Саеки?

Акира покачал головой. – Они еще не закончили играть между собой. А как ваша игра?

– Тоже выиграл. Такэсима в тюбане сделал ошибку и не сумел скомпенсировать ее до ёсэ, – Огата не стал уточнять, что мгновенно заметил эту ошибку и безжалостно ее обострил. Акира и так это поймет, потому что сам на его месте сделал бы то же самое.

– Понятно. Поздравляю.

Огата взглянул внимательнее. В голосе у Акиры было напряжение, и он едва заметно переминался с ноги на ногу – такая привычка проявлялась у него только тогда, когда он чувствовал себя некомфортно. И если ему неловко рядом с Огатой – которого он знает всю свою жизнь – значит, Акира что-то скрывает.

Нужно выяснить, что именно.

– Тебя что-то тревожит? – мягко спросил Огата. Если подойти напористо, Акира уклонится от ответа. Осторожный подход легче заставит его открыться.

– Нет, ничего особенного. Просто думал о предстоящем матче, – Акира отвел глаза. – Мне нужно идти, я обещал кое с кем пообедать.

Огата понимал, что мальчишка врет: тот всегда был слишком вежлив, чтобы лгать, глядя прямо в лицо. Напустив на себя обеспокоенный вид, Огата наклонился почти вплотную к нему – намеренно нарушая границы личного пространства, чтобы вывести Акиру из равновесия (Акире дистанция для психологического комфорта требовалась очень большая).

– Это я виноват? Чем-то тебя расстроил? Если да, то прости меня.

Вряд ли дело было в этом, по крайней мере, в последнее время ничего похожего не случалось, но нужно было заставить Акиру продолжать разговор.

Акира покраснел и замотал головой. – Не меня, – быстро сказал он. А потом плотно сжал губы, как будто поняв, что проговорился.

У Огаты заныли виски. Ну конечно, это связано с Фудзиварой. Так старался не думать о нем, что не сразу и дошло. Акира, разумеется, продолжает с ним общаться, он-то не сделал ничего такого, чтобы Фудзивара разорвал с ним отношения. Он поверил от первого до последнего слова в безумную историю, выдуманную Синдо. Так что вполне естественно, что теперь Акира чувствует себя неловко в присутствии Огаты, который этими россказнями про призраков себя обмануть не дал и тем Фудзивару оскорбил.

Что ж, дальше расспрашивать смысла нет. Если Акира желает лелеять обиду, основанную на нелепой сказочке, Огаты это мало касается. Фудзивара по собственному желанию положил конец их взаимной договоренности, а Огата – достаточно взрослый человек, чтобы с этим смириться. И хватит ему уже волноваться за Фудзивару.

– Как он там?

Похоже, язык у него рассогласован с мозгом.

У Акиры расширились глаза. Долгое мгновение он молчал. Затем все-таки произнес: – Хорошо. Ему лучше.

– Где он живет? – Огата решил, что раз уж прокололся со своим решением забыть о Фудзиваре, то от еще одного вопроса хуже уже не станет.

Акира чуть заметно приподнял подбородок. – Разве о таких вещах не лучше спросить самого Фудзивару-сана?

Ну не забавно ли – слышать такое от пацана, который все три класса средней школы практически преследовал Синдо. Не то чтобы Огата не одобрял его цели или средства – ха, он его сам подначивал – но теперь Акира вздумал напускать на себя праведный вид, и это раздражало.

У Акиры в сумке завибрировал телефон. Он не стал его доставать, только нахмурился и сказал: – Я опаздываю. Пожалуйста, извините меня.

Но Огата легко положил ему ладонь на плечо. – В обычных обстоятельствах ты был бы абсолютно прав. Мне полагалось бы спросить у Фудзивары лично. Но когда я с ним разговаривал в последний раз, я расстроил его – хотя совершенно нечаянно – и поэтому не хочу рисковать снова его расстроить. Ты, конечно, сумеешь это понять, ведь ты сам столько раз узнавал нужную тебе информацию о Синдо от посторонних. Не говори мне, что ты уже забыл.

У Акиры так гневно вспыхнули глаза, что Огата приподнял бровь. Да уж, когда Акира в ярости, выражение лица у него просто свирепое. Огата, может, даже и напугался бы слегка, но слишком ясно помнил двухлетнего Акиру в кошмарно-розовом слюнявчике, размазывающего по лицу содержимое своей тарелки.

– Так что, Акира-кун? Несколько неуместно вот так метать на меня молнии, тебе не кажется? – протянул он.

Акира сделал шаг в сторону, чтобы рука Огаты соскользнула с его плеча. – Я не думаю, что эти ситуации сопоставимы.

Огата вздохнул. Акира облегчить ему жизнь явно не стремится. – Я не собираюсь пытаться встретиться с Фудзиварой. Мне неинтересно вламываться туда, где мне не рады. Но я знаю, что он еще не готов жить самостоятельно, и просто хочу знать, что он… в безопасности.

Выражение гнева понемногу исчезло с лица Акиры, и, пристально глядя на Огату, он произнес: – Фудзивара-сан сейчас живет в моем доме. Я попросил его об этом, потому что дом слишком велик, и мне трудно управляться одному, пока родители в отъезде.

Огату затопило облегчение. Акира сумел преодолеть гордость Фудзивары, сформулировав предложение пожить у него как просьбу о помощи. Умница. Дом семьи Тоя – идеальное место для Фудзивары, и к тому же его там будут рады принимать столько, сколько ему будет необходимо. Правда, немного странно, что Фудзивара не выбрал жить у Синдо – учитывая, как они близки. Но то, что он живет у Акиры, а не у Синдо – это гораздо лучше.

– Спасибо, – благодарно сказал Огата – новость обнадеживала. Акира – по-настоящему добрый мальчик, хоть Синдо и удалось его одурачить.

– Окей, Тоя, больше меня не доставай, что я вечно опаздываю.

У лестничного пролета, привалившись к стене, стоял Синдо и лениво улыбался, но в напряженной линии его плеч и шеи была заметна злость. Направленная, разумеется, на него, Огату. Скорее всего, услышал, как Акира сказал ему, где сейчас живет Фудзивара.

Акира вздрогнул. – Извини! Потерял счет времени, – и, взглянув на часы, прибавил: – Если мы поторопимся, то еще успеем на следующий поезд.

Синдо фыркнул. – Я-то успею. А насчет тебя не уверен, что успеешь доковылять.

– Синдо! – Акира оскорбился, его лицо снова покраснело, но что-то выдавало, что на каком-то уровне эти подначки ему даже нравятся. – Всего вам хорошего, Огата-сан, – искренне сказал он и побежал к лестнице.

Синдо пропустил его мимо себя, крикнув в спину: – Дам тебе фору для пенсионеров! – И когда шаги Акиры затихли внизу, снова повернулся к Огате. И снова улыбнулся – жестко и вызывающе, без тени тепла.

– Что-нибудь нужно? – невозмутимо поинтересовался Огата.

– Вообще-то, да, – негромко отозвался Синдо. – Чтобы ты держался подальше от Сая. Ты его уже достаточно задолбал или еще недовыполнил норму?

Огата хладнокровно смерил Синдо взглядом. Однако. Теперь у мальчишки хватает смелости вызывающе смотреть в упор – пусть и с безопасного расстояния, но все равно забавно, если вспомнить, как раньше пацан срывался с места, едва его завидев. Огата машинально отметил, что Синдо наконец-то вытянулся: за этот год он прибавил в росте не меньше десяти сантиметров.

– Я сказал Фудзиваре-сану правду, Синдо-кун. Надеюсь, ты не ждешь, что я стану извиняться за то, что был честен.

Синдо сжал зубы. – Я прекрасно знаю, что от тебя извинений не дождешься. Ты ведь никогда не ошибаешься, да? Как это мило, – Синдо повернулся, собираясь уйти, но резко остановился. – Сай нам так толком и не рассказал, что ты ему наговорил. Он попытался, но плакал и не мог остановиться. Так рыдал, что ему стало плохо. Думаю, тебе не помешает это знать.

Сказать Огате было нечего.

– Ненавижу тебя, – спокойно произнес Синдо. И ушел.

Сигарету в честь победы Огате больше не хотелось. Настроения уже не было.

***

Выйдя из Института Го, Огата устроил себе ранний ужин, и поскольку никуда больше не хотелось, решил просто пойти домой.

Книга все еще лежала на подлокотнике кресла – с каким-то покинутым видом. Огата взял ее, открыл на содержании и удивился – она оказалась про Пекин. Он вроде такую не покупал. Наверное, подарок от Акико или от сэнсэя. Книги в подарок Огата получал часто, разве что по тематике го или рыб ему ничего не дарили, потому что друзья знали, что все, что по этим темам выходило интересного, у него уже наверняка есть. Огата уселся читать. Строго говоря, это был не совсем путеводитель – там были и стандартные глянцевые фотографии знаменитых мест и живописных видов, но также присутствовала и подробная информация об истории города, об отражающихся на его облике разнообразных социальных проблемах.

Огата лениво подумал, а не взять ли отпуск. Когда он в последний раз надолго уезжал? Еще в старшей школе с матерью ездил в Лондон, но с тех пор за границей не был. Если с умом все спланировать, то важные матчи он не пропустит. Черт, да Институт вообще может подстроить расписание под него – даже и упрашивать особо не придется. Как-никак, он теперь обладатель титулов, а большую часть рекламы и прибыли организации приносит горстка пробившихся на самую вершину профессионалов, и Институт склонен этим немногим избранным потакать.

Огата отметил закладками несколько страниц и отложил книгу. Он подумает над этим. Ему нужно как-то развлечься.

По пути в ванную он увидел, что дверь в комнату Фудзивары слегка приоткрыта. Вместо того чтобы закрыть ее, он зашел внутрь.

В комнате было чисто: кровать заправлена, книги на полках поставлены аккуратно и ровно, пыль вытерта. Почти незаметно, что здесь кто-то жил, только на стене висит свиток с изображением карпов-кои в пруду садика для чаепитий. Фудзивара проводил в спальне мало времени, так что неудивительно, что он не стал особо ее украшать. А может, стеснялся что-то менять в комнате, потому что знал, что он здесь временно. Огате, по правде говоря, было бы все равно, даже если бы Фудзивара все здесь переделал – этой комнатой он все равно практически не пользовался, разве что в качестве лишнего пространства для книжных полок.

А вот в платяном шкафу картина наблюдалась обратная: Фудзивара оставил бóльшую часть своей одежды. Огата вспомнил, с каким чемоданчиком тот уходил – весь гардероб в таком, естественно, уместиться не мог. Огата в раздражении потер переносицу. Дело, конечно, не в том, что Фудзиваре не нравилась та одежда, которую он оставил, – в конце концов, он ее сам выбирал – а в том, что Фудзивара наверняка решил, что не должен брать слишком много вещей, потому что платил за них Огата. А это глупо. Не станет же он носить одежду Фудзивары. Даже если бы у них были одинаковые вкусы – а это не так – у Фудзивары одежда на два размера меньше.

Ну что ж, значит, он все упакует и при случае оставит у Тои – лучше всего, когда Фудзивары не будет дома. Если Акира спросит, он скажет, что нужно было освободить место в шкафу. Если Фудзиваре вещи не нужны, он волен их выкинуть или раздать, главное, что в квартире Огаты им делать нечего.

Огата вытащил всю одежду, свалил на кровать и, аккуратно свернув каждую вещь, сложил в картонную коробку. Затем, подумав, скатал настенный свиток и положил сверху. Поставив коробку у входной двери, Огата с чувством выполненного дела выпрямился. Правильно сделал, что избавился.

Ну а сделанное дело, само собой, заслуживало награды. Курить не хотелось, а вот мысль о пиве показалась заманчивой. На спонсорской тусовке толком выпить на халяву не получилось из-за редактора с отсутствием представлений о личной дистанции, из-за которого пришлось прибегнуть к военным действиям с применением табачного дыма. Но теперь, в собственной квартире, Огата ощутил потребность основательно надраться. Полноценно напиваться ему не случалось уже несколько лет – с той конференции, когда поклонники угощали его в честь получения Дзюдана.

Поиски обнаружили четыре банки «Эбису» в холодильнике и нераспечатанную шестибаночную упаковку в шкафу. Огата такому количеству пива не удивился – все лето он пил очень мало, чтобы не притуплять мыслительные способности, поскольку постоянно играл с Фудзиварой. Он вытащил все холодные банки и засунул упаковку с теплыми в морозилку, чтобы быстрее охлаждались.

Устроившись в кресле в гостиной, Огата открыл первую банку, заодно подумав, а Фудзивара вообще когда-нибудь выпивает? Пока они жили вместе, такого не случалось ни разу, но, может, он просто не любит пиво, а дома у Огаты это был обычно единственный вид спиртного. Возможно, он предпочитает что-нибудь более традиционное, вроде сакэ или сётю.

Но что там Фудзивара предпочитает, его больше не касается, жестко напомнил себе Огата. Даже стыдно, что любая мысль опять возвращается к Фудзиваре. Ведь он гордится, что он профессионал го и способен идеально концентрироваться как за доской, так и вне ее. (Тот мелкий случай с запечатыванием хода на финале за Хонъимбо, спасибо этой старой обезьяне Кувабаре, дорогой ценой научил Огату, что бывает, если всего на мгновение ослабить контроль над собой).

Но сознательно перестать думать о Фудзиваре не получалось. Огата поразмыслил над данной проблемой. Он несколько лет был заинтересован во всем, что связано с с а е м, –  да что там, зациклен на нем. Проверял каждый возникший в интернете слух, разыскивал кифу, вытягивал из людей информацию. Мысли о с а е стали постоянной частью жизни, его привычкой. Которая теперь потеряла свою полезность. И даже могла бы со временем губительно сказаться на остроте мышления, если бы он вовремя этого не осознал.

Что ж, как легко привычки возникают, так же легко их можно разрушить. Требуется только решимость, а этого качества ему не занимать. Он должен просто отвлекать себя каждый раз, как возникнет искушение подумать о Фудзиваре.

Выпятив в угрюмой решительности челюсть, Огата включил телевизор и нашел канал с наиболее тупыми телешоу. В трезвом виде он их не выносил, но сегодня отличный вечер для того, чтобы выяснить, сколько точно пива ему понадобится, чтобы начать над ними смеяться.

***

После двух банок Огате уже не хотелось выдернуть микрофон из рук назойливого ведущего, после трех он начал улыбаться, а где-то к середине четвертой принялся хохотать по-настоящему, хотя сам не мог понять, смеется ли над дебильными шутками ведущего или над собой – за то, что смотрит шоу, которое ему отвратительно.

На пятой банке Огата вспомнил, что в коридоре стоит коробка с одеждой, и внезапно разозлился. С какой стати у него в прихожей всякий хлам? Обувь, зонты – это нормально, а одежда – нет.

Он достал из кармана телефон и с видом человека, выполняющего важную миссию, набрал номер Фудзивары. На четвертом гудке тот ответил.

– Добрый вечер, Огата-сан.

– Привет. Что делаешь? – без проволочек приступил к делу Огата.

– У тебя все хорошо? У тебя голос… немножко странный.

Огата понимал, что малость навеселе, но осторожность, с которой был задан вопрос, его рассердила. Что там Фудзивара себе напридумывал? Что он позвонил, чтобы поругаться?

– Все нормально. Кроме твоей одежды. Твоя одежда в моем коридоре. Так чем ты там занимаешься?

– Ради бога, извини, я не смог уместить все в чемодан. Прошу прощения за доставленные хлопоты. И… я сейчас занимаюсь учебой.

Огата заржал над телешоу, с опозданием вспомнив, что надо было отодвинуть ото рта телефон. Приглашенную звезду уговорили съесть мерзкую на вид смесь из кальмаров и спагетти, и гримасы, какие тот при этом корчил, были бесподобны. Ребенку же понятно, что ни за что не надо было соглашаться. Огата снова поднес телефон к лицу. – Учебой занимаешься? А  вот одежда твоя здесь. А Акира где?

– Акиры нет дома, он ушел к друзьям, – Фудзивара сделал паузу. – Я мог бы забрать вещи завтра, если это будет удобно.

– Ха-ха, надеюсь, он там не макароны с кальмарами ест. Нет, завтра не годится, – с абсолютной уверенностью заявил Огата. Совершенно не годится. Надо сегодня. – Слушай, я их сложу к себе в машину и привезу к тебе сегодня. Дорогу я знаю, так что объяснять, как доехать, не надо. И тебе будет легче, не надо будет везти в метро большую коробку.

– Нет, пожалуйста, не надо, – в голосе Фудзивары послышалась паника. – Не хочу причинять тебе беспокойство.

Чего это Фудзивара так разволновался, удивился Огата. Не думает же он, что я потеряюсь по дороге к дому, в который езжу – сколько уже? – целую вечность.

– Мне не так уж далеко. Ехать недолго, – это была правда. Огата уже давно выяснил, что на отрезке дороги до дома сэнсэя полицейских по вечерам восхитительно мало. Да он готов держать пари, что довезет коробку быстрее, чем служба доставки «Куронэко».

– Огата-сэнсэй, пожалуйста, не садись за руль. Я приду сам, выхожу прямо сейчас.

Огата глотнул еще пива и вытер рот тыльной стороной ладони. – Точно?

– Да, очень скоро буду. Пожалуйста… не садись в машину, хорошо?

– Ладно, как скажешь, – мирно согласился Огата. – Но если не поторопишься, пива тебе не останется, – он отключился, самодовольно решив, что теперь-то Фудзивара уж точно быстро примчится. «Эбису» – пиво что надо.

Огата еще несколько минут посмотрел шоу, но бесконечные вариации на тему «что самое противное и/или самое острое мы сумеем заставить съесть поп-идола?» окончательно ему надоели. Даже у волшебных свойств пива имелся свой предел.

Он выключил телевизор и подтащил кресло к гобану на кофейном столике. Раз уж Фудзивара придет в гости, надо будет показать ему недавно сыгранную партию. Очень интересно, что он про нее скажет, особенно про использование огеймы на 14−15, на которое Огату вдохновили именно игры с Фудзиварой. Огата принялся выкладывать камни, довольный тем, что память ему почти что не отказывает – подумаешь, всего-то пару раз чуть было не поставил камень не туда. Уж я-то пить умею, гордо подумал он. Да здравствует мой британский обмен веществ.

Смутную неловкость от мысли о том, что он будет если не играть, то все-таки разговаривать с Фудзиварой на тему го, он смыл несколькими глотками пива. Го прекрасно. На свете нет ничего веселее го. Пусть между ними и есть разногласия, но го есть го.

Когда в дверь тихо постучали, Огата не спеша допивал шестую банку: он притормозил темп, чтобы остаться достаточно трезвым для обсуждения своей партии.

– Заходи, – крикнул он. Ключ у Фудзивары есть. Мог бы даже не стучаться. Было слышно, как Фудзивара снимает в прихожей обувь, затем идет в гостиную.

Войдя, тот поклонился. – Добрый вечер. Прошу прощения за столь поздний визит. Спасибо, что упаковал вещи, – произнес он вежливо, но в его сложенных ладонях чувствовалось напряженность.

– Ничего страшного. Матчей завтра у меня нет, – ответил Огата, чувствуя укол раздражения. Да, они расстались на неприятной ноте, но это не причина, чтобы Фудзивара вел себя так, как будто они незнакомы. Они жили вместе. – Кстати, пиво будешь?

Фудзивара широко раскрытыми глазами посмотрел на протянутую банку и покраснел так, будто ему ни разу в жизни не предлагали пива. – Э-э, нет, спасибо, мне ведь скоро идти обратно.

Огата ухмыльнулся. Фудзивара такой милый, когда краснеет. Наверное, стоит сказать ему об этом, тогда он будет краснеть чаще. Вслух же Огата произнес: – Не будешь пива? Тогда я сделаю тебе чаю. Садись, – он показал на диван по другую сторону гобана и отправился на кухню, не дожидаясь, пока Фудзивара начнет отказываться. Если подать ему какой-нибудь напиток, тем более такой, который нужно готовить, он будет вынужден остаться, хотя бы ненадолго. Слишком воспитан, чтобы встать и уйти.

Подумав, что выбрать: недавно купленный чай со специями или их старый любимый «Эрл Грей», Огата остановился на первом и принялся не торопясь готовить все для заварки. Хороший чай спешки не терпит.

Когда он принес из кухни чай, Фудзивара и в самом деле сидел на диване. Он взглянул на Огату из-под ресниц, и в этом взгляде каким-то образом сочетались благодарность и настороженность. – Спасибо, – сказал он, принимая чашку с блюдцем.

Огату охватило желание сесть с ним рядом. Им ведь случалось сидеть вместе? И Огате, помнится, это нравилось. Впрочем, он был не настолько пьян, чтобы бездумно  поддаться капризу – Фудзивара и так напряжен, и Огате не хотелось еще больше его нервировать – он же собрался обсуждать с гостем игру. К тому же ведерко со льдом, в котором лежало превосходное пиво, стояло рядом с креслом. Плюхнувшись в него, Огата открыл новую банку и опрокинул ее за один присест, забавляясь тем, как Фудзивара искоса наблюдает за ним.

– Ты меня ведь еще ни разу не видел пьяным?

Фудзивара быстро опустил глаза и уставился в чашку, видимо, смутившись, что его застали за подглядыванием. Он не ответил.

Огата беспечно пожал плечами. – Я нечасто пью. Мне нужно много, чтобы напиться, так что приходится специально накачиваться.

– Но зачем тебе… – Фудзивара осекся.

Огата приподнял бровь. – Что? Пить? Не знаю. Ради удовольствия? В честь победы? Мне было скучно?

Сам Огата таким вопросом никогда не задавался: в состоянии блаженного опьянения единственной его заботой было не перебрать норму и не проснуться наутро с тяжелейшим похмельем.

– Настоящий вопрос – это почему ты отказываешься от отличного пива? Или кроме сакэ ничего не пьешь? – поддразнил он Фудзивару.

– Я выпиваю немного сакэ на церемонии любования цветами или луной, – тихо ответил тот. – Пива я никогда не пробовал, но запах мне не очень нравится.

– А как насчет любования гобаном? – Огата громко рассмеялся над собственной тонкой шуткой. – Знаешь что. Я сейчас съезжу куплю тебе какого-нибудь хорошего сакэ – высший сорт, из тех, что пьешь и даже алкоголя не чувствуешь, – а потом мы устроим церемонию любования гобаном и сочиним по этому случаю поэму о величии го. Это ведь старая традиция, да? Когда поешь, слагаешь стихи и предлагаешь тост?

– Спасибо за предложение, но ты сейчас не можешь садиться за руль. Да и я уже скоро пойду домой.

Огата нахмурился. Фудзивара вздумал поломаться, но он-то его знает: Фудзивара наверняка просто изнывает от желания поговорить на тему го. – Ты уже наверняка взглянул, – сказал он, показывая на выложенную на доске партию. – Небось, уже запомнил от и до.

Фудзивара надул губы, но отрицать не стал.

Огата посмеялся над собственной шуткой, затем спросил: – Ну, что думаешь?

– Хорошая игра. Твой ход на 14−15 напоминает мне одну нашу с тобой партию. Я никогда не подумал бы применить огейму таким образом, но здесь это сработало удачно.

Огата согласно кивнул, ощущая при этом смутную неудовлетворенность подавленным видом Фудзивары – язык его тела не соответствовал высказанной похвале. Фудзивара сидел, натянуто вжавшись спиной в спинку дивана, и опять не отводил глаза от чашки с чаем, как будто смотреть на нее было куда интереснее, чем на гобан.

А может, это так и есть, подумал Огата. Может, он сам себя обманывал, считая эту игру лучше, чем она есть на самом деле, и Фудзивара из вежливости изображает притворный интерес. Огата с недовольной гримасой наклонился и рукой смел с доски камни. Те застучали по стеклянной столешнице, и Фудзивара вздрогнул.

– Извини, – машинально произнес Огата. – Не знал, что получится так громко, – он отодвинул кресло от столика и принялся искать камни, укатившиеся на пол.

Через секунду Фудзивара опустился рядом, помогая Огате разобрать черные и белые камни по соответствующим гокэ. Когда они закончили, Фудзивара, сидя на пятках, сказал: – Спасибо за чай. Мне правда нужно идти…

– Давай сыграем, – перебил его Огата. – Гобан готов, грех не использовать, – он улыбнулся Фудзиваре самой обаятельной своей улыбкой. Ему хотелось увидеть Фудзивару по другую сторону доски, с лицом, сияющим страстью, увлеченностью и любовью к го, – а не того замкнутого, отчужденного человека, которого видел сейчас. – И мы к тому же, считай, уже уселись, – Огата снял гобан со столика и установил между ними. – Одна быстрая партия.

– Огата-сэнсэй… ты пьян.

Огата толкнул ему гокэ с черными камнями. – Пьян, да, но не настолько, чтобы в глазах двоилось. Знаешь, как это бывает? Хотя нет, как раз ты-то вряд ли знаешь. Короче, ты передо мной пока что в количестве одна штука. Это хорошо. А то двух тебя мне не побить. Но раз тебя один, то давай сыграем? – Огата ухватил пригоршню белых камней и протянул кулак над доской. – Ну же, давай. Чет или нечет?

Фудзивара, не отвечая, прикусил губу и покосился в сторону двери.

Огата вдруг вспомнил, какое холодное выражение было в глазах Синдо, когда тот сказал, что ненавидит его, – причем, совершенно искренне, Огата не сомневался. Но Синдо во многом еще ребенок и предрасположен думать по-детски. А вот Фудзивара… Огата надеялся, что хотя бы он сумел понять, что у него были только самые лучшие намерения. Но сейчас Фудзивара даже не хочет с ним сыграть – неужели втайне тоже настолько его ненавидит, что не желает даже находиться с ним в одной комнате?

– Пожалуйста? – выговорил Огата, не сумев подавить просочившуюся в голос нотку отчаяния. Ему просто необходимо еще раз сыграть с Фудзиварой. Проклятое пиво, делает его сентиментальным. В следующий раз он будет пить «Саппоро».

Фудзивара слабо улыбнулся и выложил на доску два камня. – Чет.

Огата высыпал камни из пригорошни, пытаясь не думать о том, почему Фудзивара выглядит таким… печальным. Ему ведь полагается быть счастливым? Ему ведь нравится го, нет? – Двенадцать. Ты ходишь первым.

Фудзивара поставил камень на верхнюю правую звезду. Огата ответил ходом на нижнюю левую: привычное дзёсэки его успокаивало.

Да, этого-то ему по-настоящему и не хватало.


Назад
Далее
Просмотров: 3456 | Рейтинг: 5.0/5 |
Всего комментариев: 0

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Copyright MyCorp © 2024 | Создать бесплатный сайт с uCoz