Fairy stories
Меню сайта
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
Статистика
| Главная » |
"Desynchronization", drama, romance, Огата&Сай, глава 14 (I)
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 (I) Глава 7 (II) Глава 8 (I) Глава 8 (II)
Глава 14(I)Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12(I) Глава 12(II) Глава 13 Глава 14(I) Глава 14(II) Глава 15(I) Глава 15(II) Глава 16(I) Глава 16(II) Эпилог Наконец-то наступила среда. Огата заехал на подъездную дорожку к дому семьи Тоя, привычно развернувшись на тесном пространстве. За эти дни он успел проделать все, что полагается перед матчами: переиграть последние игры противника с целью найти его слабые места, переиграть свои последние игры с целью найти собственные слабые места, немного поиграть на сервере NetGo с целью найти слабые места у совершенно посторонних людей, а затем разбить тех наголову. Но эти привычные, знакомые занятия не принесли необходимого спокойствия. Огата чувствовал, что напряжен не меньше, чем в тот день, когда сэнсэй предложил сыграть эту партию. Шагая к двери, он мысленно себя ругал. Прошли те времена, когда он был нервным, болезненно возбудимым инсэем. Он – опытный держатель титулов… которому, впрочем, стоит пить поменьше кофе. У входа его с теплой улыбкой приветствовала Акико. – Давненько не виделись, Огата-сан, – произнесла она, забирая у него пиджак. – Это точно, – ответил Огата и, несмотря на всю свою нервозность, искренне улыбнулся в ответ. Акико всегда была к нему добра, даже когда он был неуклюжим, замкнутым подростком. – Я бы побранил сэнсэя за то, что увез вас с собой, но Акира-кун сказал, что вам самой очень нравится путешествовать. – А давай притворимся, что нет. Так хочется посмотреть на лицо Коё, когда ты будешь его бранить. На это так редко кто отваживается, – не изменяя безмятежно-простодушного выражения, предложила Акико. Огата в ответ приглушенно фыркнул, поскольку они уже подходили к кабинету. Сэнсэй, одетый в свои любимые хаори и хакама, сидел перед гобаном. На доске было выложено несколько камней. Огата быстро глянул на них, но расклада не узнал. – Огата-кун, – Тоя-сэнсэй поднял взгляд и улыбнулся, вокруг его глаз собрались морщинки. – Рад тебя видеть. Огата слегка поклонился. – Я тоже счастлив видеть вас, – сказал он и уселся на колени, чтобы не нависать над сидящим учителем. – На улице жарко. Огате-сану, наверное, хочется пить. Я принесу еще чаю, – сказала Акико. – Спасибо, – Тоя-сэнсэй улыбнулся жене, и Огата отметил, какими белыми кажутся его зубы на фоне загорелой кожи. Сэнсэй стал больше времени проводить на открытом воздухе? В сравнении с тем, каким Огата его помнил, он был более расслаблен, плечи казались свободнее, да и улыбался он раньше гораздо реже. То ли Акико наконец удалось заразить мужа своим неизменно хорошим настроением, то ли сэнсэй пребывал в приподнятом состоянии духа, предвкушая встречу со своим соперником, – Фудзивара, кстати, вел себя именно так, с тех пор как Огате удалось его убедить, что Тоя-сэнсэй не имеет привычки кушать молодых противников живьем. Тоя принялся собирать с гобана белые камни, и Огата наклонился, чтобы собрать черные. – Как новая работа твоей мамы? Ей нравится? – Да, очень, – ответил Огата, особо не удивляясь, что Тоя-сэнсэй в курсе. Сэнсэй всегда мало говорил, но внимательно слушал и запоминал. – Заниматься руководством – как раз по ней. Тоя-сэнсэй удовлетворенно кивнул. – А твоя следующая игра в лиге Кисэй? – На следующей неделе. Сэридзава, 9-й дан – сильный противник. Смахивая в гокэ последние камни, сэнсэй снова кивнул, и Огата решил, что следующий вопрос будет про Фудзивару. Про мать и про игры он уже спросил, так что других тем не оставалось. – Разыграем нигири? – Хм… да, конечно, – пряча удивление, откликнулся Огата и сел по другую сторону гобана. Стало быть, сэнсэй приберегает вопросы о Фудзиваре на потом. Огата выиграл право играть черными и без раздумий поставил камень на 3−4. Он хотел постепенно создать зону в верхней левой четверти, однако понимал, что делать это придется исподволь. Тоя Коё очень, очень силен в разгадывании намерений противника и умеет с невинностью ягненка притворяться, что играет в соответствии с этими намерениями. А потом в последний момент захлопывает собственную ловушку. Огата внимательно смотрел, как белые пятнышки камней рассеиваются по доске. Большинство этих ходов были знакомы ему не хуже, чем лица старших учеников в учебной группе Тои-сэнсэя. Это были сильные ходы, отполированные бессчетными играми, и Тоя-сэнсэй знал, как использовать их максимально эффективно. Но не эти ходы беспокоили Огату – он знал, чего от них ждать: какова будет зона влияния, какова их относительная сила, как им противостоять. Кое-какие из этих техник Огата и сам регулярно использовал с не меньшей убийственной эффективностью. Но вот здесь, на пунктах 10–4 и 9–3… Огата поправил на переносице очки и наклонился поближе, пораженный необычной расстановкой. Пока это еще не угроза, однако цели, с которой были поставлены эти камни, Огата на начальной стадии понять не мог. Что задумал сэнсэй? Быстрый взгляд через гобан ничего не подтвердил и не опроверг: лицо сэнсэя было непроницаемо, словно каменная стена; он сидел, засунув ладони в рукава хаори и, не отрывая глаз от гобана, ждал своей очереди. Огата нахмурился. Инстинкт говорил ему, что черных здесь ждет нечто крайне неприятное, но отвечать здесь прежде, чем он поймет намерения противника, возможно, будет означать, что он сыграет сэнсэю на руку и только ухудшит ситуацию. Еще поразмыслив, Огата решил пока что сосредоточиться на укреплении территории в верхней левой и нижней правой четвертях, а за изменениями в верхней правой внимательно присматривать. Даже в худшем случае, если эта загадочная расстановка позволит белым захватить контроль над всей этой четвертью, он сможет усилить свои позиции в других местах и отрезать белым возможность экспансии. Ход следовал за ходом в обычном темпе, и вот игра дошла до тюбана. Тоя-сэнсэй отвечал черным с характерной для него стремительностью, иногда знакомыми ходами, иногда странными, видимо, берущими начало не в Японии, а где-нибудь в прокуренном корейском го-салоне или на конференции в Тайване, а может быть, даже на сетевом го-сервере. Огата, прищурив глаза, смотрел на незнакомые ходы, подавляя острое желание разобрать их по косточкам. Анализ был одной из его сильных сторон, но он же был и слабостью, потому что вел к колебаниям. Колебания не были проблемой, когда Огата играл со сравнительно слабыми противниками: даже если при дерзкой атаке он совершал ошибки, они оставались в пределах допустимого. Но с мастерами, особенно с сэнсэем, он такого себе позволить не мог и потому медлил. Чем больше с каждым годом становилась его собственная сила, тем острее Огата видел глубину таланта Тои Коё. Осознавать, сколь многому ему, обладателю титулов, еще предстоит научиться от сэнсэя, одновременно и вдохновляло, и пугало. Огата снова бросил взгляд через гобан, и на этот раз Тоя-сэнсэй встретился с ним глазами. На его лице не было эмоций, но Огата узнал мелькнувшее в темных глазах выражение – вызов, уверенность и отчасти… веселье? Да, сомнений нет, сэнсэй развлекается. У Огаты от раздражения дернулся мускул на руке. Так значит, для сэнсэя это просто забавная прелюдия к настоящей игре? Что ж, пора малость повысить накал. Сжав зубы, Огата оценивающе оглядел мощные построения, протянутые сэнсэем от правого верха почти до левого низа. Нападать на них будет рискованно. Путь к успешному вторжению есть, но сложен и при малейшей ошибке даст сэнсэю возможность разрезать черные камни посередине. Но разве он не играл все лето против Фудзивары? Чтобы иметь возможность противостоять его блестящей игре, ему приходилось идти на такой риск, на какой он прежде никогда не осмеливался, приходилось доходить до пределов возможностей своего разума ради того, чтобы не отставать от тактик, изобретаемых Фудзиварой. Он сражался и проиграл. Но он стал сильнее. Приняв решение, Огата яростно атаковал строй белых. Привычка сдерживаться там, где надо было идти вперед, уже стоила ему однажды победы над Тоей Коё, но в этот раз такого не случится. Если он проиграет, то потому, что его разобьют наголову, а не потому, что он осторожничал. Тоя-сэнсэй взглянул на вторгшиеся черные камни и то ли удивленно, то ли озадаченно приподнял бровь. А потом, чуть улыбнувшись самыми уголками рта, он, не отвечая на вторжение, походил 9−2, и до Огаты во вспышке озарения дошло, что задумал его учитель. План по-настоящему изящен, одобрительно думал Огата, оценивая редкое коварство, кроющееся в расстановке белых камней. Добавь белые сюда еще один-два камня, и влияние черных в этой зоне будет сведено на нет, и кроме того, отрезать белую группу станет еще труднее. Впрочем, вверху слева белые в таком же затруднении. Черные успели беспрепятственно построить здесь вполне приличную границу, проломить которую Тое-сэнсэю легко не удастся, даже учитывая то, что он с запозданием понял, на что именно нацелился Огата, и сделал здесь несколько блокирующих ходов. Огата позволил себе улыбнуться сжатыми губами. Каков ни окажется исход игры, скучным он точно не будет. *** Камни на доске напоминали спутанные нити черных и белых жемчужин, плотно очерчивающие изломанные линии границ. Еще оставалось несколько ходов, но неизбежный результат был Огате уже ясен. С учетом коми он проиграет на три с половиной моку. Ему уже давно не случалось проигрывать с таким разрывом, но обычная горечь поражения на этот раз притупилась сиянием игры изысканной и мощной. Игра Тои-сэнсэя напомнила ему те проблески совершенно нового подхода к го, которые он видел в их пятой партии в матче за Дзюдан – партии, в которой ему наконец-то удалось вырвать у учителя титул. Огата не настолько заблуждался, чтобы верить, что он выиграл тот матч за титул благодаря тому, что сам играл особенно блестяще, или тому, что Тоя-сэнсэй играл нехарактерно плохо. Нет, он выиграл потому, что Тоя-сэнсэй в тот раз отказался от своего сверхъестественного чувства равновесия. Тоя-сэнсэй всегда инстинктивно знал, когда нападать, а когда защищаться, умел чувствовать энергетику приливов и отливов камней на доске, как никто иной во всем мире. Еще не отойдя от проигрыша с а ю, он уже был до краев наполнен новыми идеями и поворотами, но пока еще слишком сырыми, слишком полными необработанной энергии, еще не способными достичь ювелирной точности даже в руках мастера. Возможно, более слабого игрока или просто того, кто не был настолько знаком с его стилем, Тоя Коё победил бы в любом случае. Но не самого лучшего своего ученика, не того, кто на максимуме своих способностей уже был способен противостоять ему на равных. Огата был знаком с игрой Тои-сэнсэя достаточно близко, чтобы точно угадать, в какую из самых крошечных уязвимостей, шероховатостей надавить, и тем склонить чашу весов к своей победе. Сегодня таких шероховатостей уже не было, думал Огата, мысленно просматривая всю игру заново. За два года, что прошли со времен партии с с а е м, Тоя-сэнсэй отточил и углубил свою игру до такого уровня, какой с трудом укладывался в воображении. Огата, конечно, следил за матчами сэнсэя в пекинских лигах, но играть с ним лично и причем не по интернету – ощущение было не сравнимо. В формах камней этой партии была совершенно своеобразная красота; даже в пылу самых яростных стычек камни ложились один за другим в идеальной гармонии, давление черных уравновешивалось сопротивлением белых, атака белых в одном месте эхом отзывалась защитой черных в другом. Даже в партиях между сильнейшими игроками нередко встречаются перехлесты, избыточные ходы, и это естественно: игрок ведь не способен предугадывать мысли своего противника, даже если хорошо с ним знаком. По крайней мере, Огата так полагал до сегодняшнего дня. Лежащая перед ним прекрасная игра свидетельствовала об обратном. Неужели он теперь способен играть со своим учителем на равных? Со странным чувством смирения Огата низко склонился над гобаном. – Макэмасита. – Хочешь обсудить игру? Огата и так знал, где допустил критические ошибки. – Спасибо, но не сейчас. Я немного устал, – ответил он, снимая очки и растирая переносицу и виски. Он чувствовал себя так, как будто только что сыграл матч за титул. – Я рад, что ты не отстаешь от меня, Огата-кун. Огата открыл глаза и недоверчиво уставился на Тою-сэнсэя. Ему не послышалось?.. – Хотя мое го изменилось, ты сумел сыграть со мной фактически на равных. Твоя способность к адаптации стала сильнее. Огата, потеряв дар речи, только кивнул. Сэнсэй его хвалит. Похвалы сэнсэя были очень редки, но всегда искренни. Чтобы лучше видеть его лицо в этот момент, Огата снова надел очки. Тоя-сэнсэй все еще не отводил задумчивого взгляда от доски. Огата молча смотрел на учителя, дожидаясь, пока тот выйдет из раздумья. Он уже давно понял на собственном опыте, что ради того, чтобы проникнуть в секреты таланта Тои-сэнсэя, необходимо терпение. Спустя несколько минут сэнсэй пошевелился. – Есть определенный тип игры, который можно использовать только с хорошо знающим тебя противником. Мне было интересно, по-прежнему ли я смогу сыграть такую игру в Японии. Огата знал, что сэнсэй, хотя никогда и не говорил об этом вслух, был разочарован, что никто из его ровесников не сумел в своей профессиональной карьере развиваться теми же темпами, что он. Среди высших данов японских про был распространен определенный традиционализм, в худшем случае ведущий к самоуспокоенности и стагнации. Но все последние два года Тоя Коё встречался в матчах с агрессивно настроенными на победу профессионалами из Кореи, Китая, Тайваня, и тем непрерывно совершенствовал свою игру. – Моя ранняя отставка стала причиной проблем для многих, включая моих учеников, – спокойно, без намека на сожаление, констатировал сэнсэй. Глаза у него слегка затуманились. – С тех пор прошло два года и шесть месяцев. Два года и шесть месяцев с той партии с с а е м. Сэнсэй никогда не говорил, что ищет с а я, но это было и не нужно – Огата и сам быстро догадался по тому, как сэнсэй мотался из страны в страну, стоило ему услышать об очередном загадочном таланте. Тоя-сэнсэй поднял голову и неожиданно-пристально взглянул Огате в глаза. – Обстоятельства моего интернет-матча с с а е м были таковы,что я не мог обсуждать его с кем бы то ни было. – Понимаю, – ровно ответил Огата. Он больше не винил своего учителя в утаивании информации, но именно поэтому чувствовал виноватым себя самого: ведь его никто не заставлял молчать о с а е. Сэнсэй к этому ведет? Не надо ему лекций на эту тему. Он и сам знает, что был не прав. – Но еще я подумал, что тебя очень вдохновила бы возможность сыграть с ним, – лицо сэнсэя при этих словах смягчилось. – Кроме того, я подумал, что раз уж Синдо-кун так страстно хотел, чтобы я сыграл с с а е м, то с а й будет рад заполучить и еще одного сильного противника. Совершенно захваченный врасплох этим поворотом, Огата моргнул. – Вы… действительно об этом подумали? – спросил он, с запозданием осознав, что лепечет, как школьник. Хорошо еще, что челюсть не отвисла. Тоя-сэнсэй жестом указал на камни Огаты, вторгшиеся на территорию белых. – Прежде, играя против меня, ты не стал бы так ходить, поскольку заранее итог предсказать здесь невозможно. Игра с Фудзиварой-саном сделала тебя смелее. Огата сумел выдавить только «спасибо». В голове кружился вихрь мыслей: сэнсэй хотел, чтобы он сыграл с с а е м, сэнсэй думал не только о Фудзиваре, но и об Огате тоже, а вот сам Огата только и делал, что нянчился со своей обидой, что его оставили не в курсе насчет с а я. Уже второй раз за сегодня Огата ощутил в себе смирение – на этот раз перед благородством духа своего учителя. Тоя-сэнсэй с мрачным видом снова спрятал ладони в рукава хаори. – Ты уже знаешь, что я не одобряю того, как ты поступил, когда обнаружил Фудзивару-сана и понял, кто он. Ты не должен был скрывать его от Синдо-куна. Огата усилием воли заставил себя не отводить глаза в сторону. Не в его привычках увиливать от ответственности за свои ошибки, но куда проще было общаться на эту тему по телефону, не чувствуя на себе проницательный взгляд Тои-сэнсэя. – Но в остальном, то, что именно ты его нашел, – очень удачно. Ты помог ему заново начать нормальную жизнь, помог ему вспомнить его го. Уверен, что это послужило ему огромным утешением. Огата кивнул, признавая его правоту. Да, служило утешением – прежде. Уже почти две недели они с Фудзиварой больше не играли, но эту тему Огата не был склонен обсуждать ни с кем, и особенно с Тоей-сэнсэем. Го для Фудзивары означает так много, и то, что Огата, пусть даже добровольно, оказался исключен из этой стороны его жизни… как минимум, расстраивало. Но ведь Фудзивара все-таки попросил его присутствовать завтра на партии, которая столько для него значила. – У него действительно нет семьи? – Тоя-сэнсэй нахмурился, линии вокруг его рта стали жестче. – По словам Синдо, нет. А еще нет заявлений о пропавшем без вести. Фотография Фудзивары была разослана по всей полиции Японии, но ни единого запроса не поступило. Если семья у Фудзивары все-таки была, разыскать его она не стремилась. В темных глазах Тои-сэнсэя промелькнуло сочувствие. – Как жаль. Семья важна для всех. Огата подумал о своей матери, затем об отце, которого ненавидел. – Да, это так. Тоя-сэнсэй бросил на него внимательный взгляд, а затем снова погрузился в созерцание гобана. Огата был достаточно давно с ним знаком и знал, что это означает: встреча окончена. – Благодарю вас за наставление, – он поклонился и встал. Тоя-сэнсэй ответил не сразу, Огата уже успел ступить за раздвижные двери-сёдзи. – Огата-кун. Спасибо за то, что позаботился о Фудзиваре-сане. Огата сжал кулак на раме сёдзи. Сэнсэй говорил с искренней благодарностью, хотя знал, что мотивы у Огаты были далеки от альтруизма. Он не знал, что сказать в ответ. – Приходи завтра. Тебе будет полезно наблюдать за этой игрой. Они оба выразили желание, чтобы он пришел. – Да, я приду, – сказал Огата, внезапно чувствуя, как у него перехватило горло, и радуясь, что стоит к комнате спиной. Сэнсэю сейчас его лица лучше не видеть. Усевшись в машину, Огата, сам себе не веря, помотал головой. Сколько лет прошло – а сэнсэй до сих пор способен удивить его так, как мало кто еще. Огата хмыкнул и закурил, чтобы успокоиться, перед тем как вести машину. Но все это не так уж важно. Что по-настоящему важно – это игра, свидетелем которой он станет завтра.
*** Утром следующего дня, раньше обычного приняв душ, Огата заглянул в гостиную и увидел, что Фудзивара уже проснулся и сидит перед гобаном. Фудзивара не играл: его глаза были закрыты, доска пуста. Он сидел абсолютно неподвижно, с лицом расслабленным и безмятежным, как у Будды. Веер Синдо, с которым он не расставался, свободно лежал между ладоней. Медитирует, понял Огата. Перед самыми ответственными играми он для психологического расслабления тоже занимался медитацией, но, в отличие от Тои-сэнсэя, никогда не практиковал ее на постоянной основе. Огата не любил перед важными матчами общаться с людьми, даже просто отвечать на пожелания успеха. Это нарушало концентрацию. Наверное, Фудзивара тоже такой же, и значит, до тех пор, пока не наступит время выезжать, его лучше не беспокоить. Тем более что Фудзивара уже приготовился: на нем была белая рубашка с длинными рукавами, брюки с остро отутюженными стрелками, а волосы были собраны в аккуратный хвост. В дороге Фудзивара молчал. Не болтал по обыкновению обо всем подряд, разглядывая едущие рядом машины. Он сидел, глядя перед собой, словно не видел никого и ничего, кроме Тои Коё, ждущего там, впереди. Огата почувствовал, как кольнуло в груди от ревности, но тут же одернул себя. Что такого в том, что Фудзивара сконцентрирован на предстоящей игре? А он просто злится, потому что сам хотел бы сыграть с ним. Наблюдение – слабая замена игре, даже если это наблюдение за партией двух мастеров. Подъехав к дому Тоя, Огата повел Фудзивару через парадный вход, вместо своего привычного пути через гараж. Когда они вошли через ворота в большой традиционный японский сад, лицо Фудзивары зажглось восторгом. – Какой прекрасный сад! – Сад – одно из любимых занятий Тои-сан. Тои Акико, – объяснил Огата. Он знал, что Фудзиваре сад обязательно понравится. Даже теперь, когда его дни стали загружены работой и общением с Синдо, он частенько заходил в садик при кондоминиуме и предпочитал читать или играть в го именно там, а не в квартире. Фудзивара задержался на выложенной из камней дорожке, чтобы полюбоваться разбивкой кустарника. – Это на редкость красивый сад. Тоя-сан очень вдумчиво отнеслась к его созданию, – он повернулся и показал на большое дерево, растущее у дорожки. Огата вопросительно наклонил голову. Дерево как дерево. Крепкое, здоровое. Сосна. Ничего особенного. Со вкусом оформленные сады ему нравились, но разбираться в них он не утруждался, полагая, что даже если ему когда-нибудь и приспичит купить дом, он просто наймет архитектора по ландшафту, чтобы тот разработал оформление. – За ним явно хорошо ухаживают, но что ты в нем увидел необычного? Сосны в саду – признак утонченности? Фудзивара поджал губы, кажется, изо всех сил стараясь не рассмеяться. – Не совсем. Я имел в виду, что Тоя-сан выбрала такую разновидность сосен, которая не дает опущенных к земле ветвей, поэтому, даже когда дерево вырастет, оно не станет перекрывать дорогу. Нижние ветви можно, конечно, срубить, но тогда останутся уродливые шрамы. Огате полагалось обидеться на причину такого веселья, но он был только рад видеть, что Фудзивара улыбается. – Стало быть, ты не только в го знаток, но и в садах тоже? Тогда просвети меня, – он вызывающе приподнял бровь. – Вовсе я не знаток! Просто мне случалось бывать во многих садах… кажется, – Фудзивара принялся постукивать веером по подбородку. – Как по-твоему, зачем дорожка изгибается, а не идет прямо к порогу? Ну, это легко. – Извилистая дорожка эстетичнее прямой. Прямая слишком искусственна. Фудзивара кивнул. – Тогда как извилистая типичнее для природы, например, для рек. Но еще повороты дорожки дают отличную возможность по очереди привлекать внимание к определенным растениям или предметам, таким как этот фонарь. Фонари широко распространены в оформлении, потому что в буддизме символизируют созерцание и озарение. – Рядом с комнатой для го есть еще один, – сказал Огата. Интересно, Тоя-сэнсэй оценил то, что Акико повесила фонарь именно там? Фудзивара улыбнулся. – Это хорошее место для него. Мне всегда казалось, что прекрасный сад в чем-то похож на хорошо сыгранную партию в го. Огата задумался над такой параллелью, но обсудить ее они не успели, потому что уже подошли к парадной двери. У входа их ждала Акико. – Доброе утро, Огата-сан, Фудзивара-сан. Я несколько минут назад услышала, как подъехала машина Огаты-сана, но, вижу, вы решили сегодня пойти длинным путем, – произнесла она радостно. – Фудзивара-сан – поклонник садоводства, поэтому я был уверен, что он оценит ваш сад. Тоя-сан, это Фудзивара-сан. Фудзивара-сан, это Тоя-сан. Фудзивара и Акико низко поклонились друг другу. – Рада с вами познакомиться, – сказала с теплой улыбкой Акико. – Пожалуйста, входите. – Я тоже очень рад. Благодарю вас за приглашение в ваш прекрасный дом. Пожалуйста, примите от меня этот маленький подарок, – с этими словами Фудзивара вручил ей букетик подсолнухов, заранее купленный по совету Огаты. Акико, радостно распахнув глаза, приняла цветы. – Благодарю вас, они такие жизнерадостные. Подсолнухи – мои любимые цветы, и если бы садик у меня был в западном стиле, я бы их обязательно посадила. – Огата-сан сказал мне, что вы сами спроектировали этот сад, – произнес Фудзивара, пока они шли вслед за Акико в комнату для приема гостей. Акико положила им подушки для сидения и задумчиво поджала губы. – Если правильно помню, я задумала разбить сад, когда Акира-кун был еще совсем грудным. Так что почти восемнадцать лет назад. Фудзивара удивленно поднял брови. – Но это значит, что деревья вы высаживали совсем молодыми саженцами. Вырастить их так, чтобы они приняли нужную форму, наверняка отняло массу труда. У вас золотые руки. – Ой, что вы, – Акико довольно прыснула, прикрывая рот рукой. – Боюсь, что я ввела вас в заблуждение: в некоторых местах я все же полагалась на профессиональную помощь. Мне еще столькому предстоит учиться в садоводстве, но спасибо вам за то, что вы великодушно не обратили внимания на недостатки. – Если и были какие-то недостатки, Тоя-сан, я их не заметил. Все, что я увидел, было очень красиво, – мягко улыбнувшись, ответил Фудзивара. У Акико заблестели глаза. – Фудзивара-сан так добр, – сказала она, явно не находя способа вежливо отклонить такой комплимент. Огата одобрительно усмехнулся, оценив, как умно Фудзивара подобрал слова. Акико и Фудзивара принялись обсуждать садоводство, а Огата внимательно за ними наблюдал, интересуясь больше участниками разговора, чем его содержанием. Его не слишком удивило, что в них обоих оказалось немало общего, например, вежливость и формальный стиль речи, которые могли бы показаться чрезмерными, если бы Огата не знал, что и Акико, и Фудзивара выказывают уважение и симпатию к собеседнику тем способом, какой им привили с детства: проявляя должный этикет. Такая утонченность манер характерна для людей, рожденных в определенных кругах. Огата знал, что Акико из старой, почтенной токийской семьи и что ребенком она изучала традиционные искусства – игру на кото, каллиграфию – а потом продолжила образование в привилегированном женском колледже. Огата и раньше подозревал, что Фудзивара такого же происхождения, как Акико, но сейчас, когда он видел их рядом, сходство поведения буквально бросалось в глаза. Но единственную загадку он разрешить так и не мог: почему семья Фудзивары не разыскала его, почему они, по всей видимости, даже не попытались этого сделать. Не может быть, чтобы в ребенка сначала вложили столько любви и заботы, воспитали, дали образование, а потом равнодушно приняли его исчезновение. – Я бы с удовольствием поговорила с вами о садах гораздо дольше, но мне нужно сообщить Тое-сану, что вы приехали, – через несколько минут беседы сказала Акико, поднимаясь с подушки. – Вряд ли он обрадуется, что я завладела вашим обществом, у вас ведь назначена игра, – в ее интонации было что-то, заставлявшее думать, что ее смущает одержимость мужа игрой в го. – Ты произвел на нее хорошее впечатление, – сказал Огата, когда Акико вышла из комнаты. Фудзивара улыбнулся. – Она очень добра. Акира во многих отношениях пошел в нее. – Кое в чем, да. Но еще он во многом сын своего отца. Акира унаследовал от матери ее красоту и чувствительность, впитал ее уроки хороших манер. Но ему не хватало ее естественной легкости в общении, а поскольку ему до последней капли перешли отцовская гордость и страстная увлеченность, эти черты еще больше усугубили его неумение общаться с людьми. Не то чтобы Огате не нравился результат. Акира был одним из самых замечательных людей, каких ему довелось знать – а еще его было так забавно дразнить. Акико вернулась с виноватым видом. – Не могли бы вы пройти вот сюда? Коё-сан ждет вас в своем рабочем кабинете. Огате, впрочем, просьба сэнсэя показалась вполне уместной: совершенно естественно, что он хочет, чтобы его первая встреча с с а е м состоялась в комнате, отведенной для игры в го. Они прошли по коридору мимо спальни Акиры, гостиной и одной из ванных комнат. Перед дверью, ведущей в кабинет, Акико остановилась. – Желаю вам хорошей игры, – произнесла она с легким поклоном и отодвинула раздвижную дверь.
| |||
| Просмотров: 3926 | Комментарии: 6 | Рейтинг: 4.9/10 | | |||
| Всего комментариев: 6 | ||||
| ||||
