Fairy stories
Меню сайта
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
Статистика
| Главная » |
"Desynchronization", drama, romance, Огата&Сай, глава 9
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 (I) Глава 7 (II) Глава 8 (I) Глава 8 (II)
Глава 9Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12(I) Глава 12(II) Глава 13 Глава 14(I) Глава 14(II) Глава 15(I) Глава 15(II) Глава 16(I) Глава 16(II) Эпилог – Уверена, что не хочешь? Регина Хок Огата, выгнув безупречной формы бровь, взглянула на протянутую пачку «Ларк». – Нет, спасибо, милый. У меня теперь вместо курения другая вредная привычка, – она кивнула на красный мобильный телефон, ярко выделяющийся на темной полировке стола. – Кстати, раз уж я вспомнила, интересно будет взглянуть, на сколько процентов мой портфель акций сегодня превышает твой. Неспешно затянувшись, Огата вернул матери насмешливую улыбку. – Сингапурская фондовая биржа закрывается только через четверть часа. Не рано ли злорадствуешь? – Вряд ли, – ответила Регина с искорками веселья в синих глазах. – Если проводить аналогии с го, мы в данный момент переходим в ёсэ, и ты отстал от меня на столько моку, что разницы тебе уже не нагнать. С тех пор как Огата стал зарабатывать достаточно, чтобы вкладывать деньги в оборот, у него с матерью началось дружеское соперничество, кто сумеет больше заработать на инвестициях, а с развитием технологий, позволяющих выходить в интернет с мобильного телефона, игра эта стала еще азартнее. Теперь достаточно было мобильника, чтобы проверять биржевые сводки и посылать друг другу ехидные сообщения. С годами Огата научился неплохо определять фаворитов рынка, но мать все равно выигрывала у него в трех случаях из четырех – такой процент проигрышей Огату не особенно огорчал, поскольку Регина работала инвестиционным банкиром и свою профессию знала вдоль и поперек. Огата притворно сдвинул брови. – Если ты надеешься, что я сдамся, то ни хрена: я намерен биться за каждый пункт до последней капли крови. – Сэйдзи, что за выражения. Персонал подумает, что я тебя рожала на корабле среди матросов, – пожурила его Регина, когда к их столику подошел одетый во фрак официант, но по тому, как она сжимала губы, чтобы не рассмеяться, делая заказ, Огата видел, что она довольна. Чтобы сделать ей приятно, он разговаривал с ней по-английски, добавляя в речь типично британские словечки, хотя она вполне свободно, как требовала ее профессия, владела японским. Поначалу Регине было все равно, на английском или на японском разговаривает с ней сын. Она была уверена, что достаточно толики поощрения, и оба языка станут для него родными. Но потом его отец заявил, что с обучением сына английскому стоит повременить лет до двенадцати, чтобы это «не мешало» его владению японским. Огате было восемь, но он и сейчас прекрасно помнил недоверие и боль, появившиеся на лице матери от такого предательства, и с того дня разговаривал с ней только на английском. – Мне очень стыдно, что я все последнее время была занята на новом рабочем месте, – сказала Регина, когда официант ушел. – До сих пор не успела тебя поздравить, что ты вернул себе Госэй. Как тебе, кстати, Окинава? – Ну, отель был неплох, – суховато ответил Огата. – Я надеялся успеть после матча немного посмотреть город, но мне устроили плотный график мероприятий в местном филиале Ассоциации. Пришлось провести учебную партию с их президентом, которому, похоже, больше всего нравится не играть, а слушать собственный голос. Я, конечно, с куда большим удовольствием повалялся бы на пляже и позагорал. Но Ассоциация, когда мы ездим за ее счет, всегда расписывает время по минутам. Регина усмехнулась уголком рта. – Как мать, я, разумеется, на стороне моего ребенка, но как банкир, с уважением отношусь к тому, что Ассоциация экономит свои деньги. – Кто бы сомневался, – буркнул Огата. – Не дуйся, Сэйдзи. Хорошо хоть, ты играл против господина Сэридзавы, вполне приятного человека, а не был заперт три дня один на один с тем… ужасным стариком, – Регина выговорила последний эпитет с некоторым колебанием. Огата сдержал смех. Его мать, как правило, не допускала оскорбительных выражений, но она была единственным человеком, которому Кувабара не нравился так же, как ему самому, хотя и по несколько иным причинам. При первой встрече с его матерью Кувабара был весьма ею очарован, однако это чувство было совершенно не взаимно. – Кстати, этот «ужасный старик» спрашивал у меня о тебе перед отъездом на Окинаву. Наверное, рассчитывал, что я не выиграю третью партию, и тогда четвертая и пятая состоятся на территории Института Го. – А, это потому что я прихожу на твои матчи за титулы, если они проводятся в Токио. Надеюсь, он не собирался опять начать меня уговаривать сыграть с ним в гольф, – Регина скривилась при этом воспоминании, и вокруг ее глаз собрались тонкие морщинки. – Значит, спасибо тебе за то, что выиграл и избавил меня от душевной травмы от общения с Кувабарой-сэнсэем, – она подняла бокал с вином в шутливом салюте. Огата тоже поднял бокал и чокнулся с ней. – Естественно, я выиграл три матча и обеспечил себе досрочную победу именно ради заботы о тебе. – Я как раз хотела спросить тебя о твоей игре. В «Еженедельнике Го» был напечатан ее анализ. Я в этом, конечно, совсем не разбираюсь, но автора статьи, кажется, некоторые твои ходы удивили. Он считает, что рисунок игры был не похож на твой обычный стиль. Это потому, что ты занимаешься с новым преподавателем? Нагико его упоминала, – объяснила Регина в ответ на удивленный взгляд. И что же конкретно госпожа-доктор рассказала матери, подумал Огата, сжимая зубы. Киёхара иногда весьма вольно относилась к праву пациента на неприкосновенность личной информации, по крайней мере, в разговорах с Региной. Но судя по тону, мама задала вопрос лишь из простого любопытства. Если бы Киёхара рассказала, что Огата, по сути, подобрал страдающего потерей памяти, совершенно незнакомого человека и привел его к себе домой, реакция матери была бы куда острее. – О, рассказала, да? Надеюсь, Фудзивара-сан ей понравился,– произнес он самым обходительным тоном. – Да, я у него занимаюсь все это лето. Он очень талантливый учитель. – Нагико сказала, что он очень вежлив и любезен. И что он моложе тебя. Он действительно способен заменить Тою-сэнсэя, на твоем-то уровне? – в ее голосе проскользнула легкая тревога, и Огата вспомнил, что когда сэнсэй уехал за границу, она была этим весьма недовольна. Хотя вслух она ничего особо не говорила, Огата подозревал, что она расценивала уход из профессионалов как предательство. В конце концов, именно Тоя-сэнсэй уговорил ее позволить сыну стать профессиональным игроком, убедил, что это достойная карьера. Огата решил стать профессионалом во вполне солидном возрасте – в четырнадцать лет, однако добиться согласия матери оказалось сложно. Тоя-сэнсэй тогда пригласил их обоих к себе домой, чтобы обсудить эту тему за чашкой чая. *** Огата тихонько пил чай, а мама делала комплименты традиционному убранству дома Тои-сэнсэя и прекрасному чаю. Когда выяснилось, что сэнсэй – большой поклонник Басё, они даже немного поговорили об этом великом поэте. Однако когда разговор свернул в сторону причины визита, голос ее стал заметно холоднее. Она сообщила Тое-сэнсэю, что Огате будет разрешено продолжать заниматься го только в том случае, если он не станет хуже учиться в средней школе, а затем, как планировалось, перейдет в старшую. Далее, заявила Регина, если Огата не пройдет экзамен на про, то немедленно начнет готовиться к вступительным экзаменам в колледж: ее сыну бесцельно болтаться в ожидании следующего экзамена в профессионалы непозволительно. Тоя-сэнсэй спокойно ее выслушал и сказал, что уверен в том, что Огата сумеет сдать экзамен с первой попытки. Мать поблагодарила его за такую уверенность, однако выразила сомнение, стоит ли сыну избирать столь традиционно японское занятие, когда сам он японец лишь наполовину. Тоя-сэнсэй на это покачал головой. «Го – не японская игра, так же как не китайская и не корейская. Национальность, возраст, пол, воспитание – все это не имеет значения на гобане. Эта игра превосходит пределы человеческого», – совершенно убежденно сказал тогда его учитель, а затем предложил познакомить ее с членами Японской Ассоциации Го иностранного происхождения. «Твой наставник – идеалист», – после сказала Огате Регина. Они сидели в парке на скамейке, Регина курила, а Огата любовался сияющими на солнце золотыми волосами матери. «Я не игрок в го и не философ, так что не буду даже задумываться, превосходит го «пределы человеческого» или нет. Но не забывай, что играешь ты – с людьми, а я знаю людей. Какой бы ни была профессия, люди одинаково способны на жестокость и беспринципность, и они будут использовать это против тебя. Так что постарайся убедиться, что ты выбираешь то, что по-настоящему любишь, что оно того стоит, несмотря на все это». *** Огата с улыбкой взглянул на мать: теперь из них двоих курит он, а волосы матери из золотых постепенно становятся серебряными. Но он не забыл ни ее совет, ни то, что несмотря на все свои первоначальные опасения, она всегда поддерживала его занятие го. – Фудзивара-сан не уступает Тое-сэнсэю, – сказал он просто. Брови матери взлетели вверх. – В таком юном возрасте? Нехватку опыта можно компенсировать только исключительным талантом. Огата в ответ отрицательно покачал головой. – Он талантлив, но наибольшая его сила как раз в опыте. Я и сам не в состоянии объяснить, как такое возможно, но такой уровень игры, как у него, возможен только после многих тысяч игр. – Я думала, что игрок достигает тысячной отметки только к концу своей карьеры, – сказала Регина и покосилась через плечо на принесшего салаты официанта. – Фудзивара-сан – не профессионал, – сообщил Огата и затушил сигарету. – Я тоже еще не дошел до тысячи, если считать профессиональные матчи, но если учитывать неофициальные игры, то давно уже за нее перешел. Просто не во всех них у меня были достойные противники, поэтому к моему профессиональному росту они добавляли мало. Но судя по опытности Фудзивары-сана, он играл против многих сильных соперников, причем часто. Мне и самому интересно, с кем он играл, чтобы достичь такой высоты. Профессионалы иногда играют по интернету, но только когда позволяет расписание. Регина проглотила ложку салата и спросила: – А почему ты его самого не спросишь? Огата медленно жевал, подбирая подходящий ответ. Ему не хотелось рассказывать о том, что Фудзивара потерял память, поскольку, учитывая проницательность его матери, это обязательно повлечет за собой цепочку не самых удобных вопросов. – Ну, полагаю, у каждого есть право на некоторые секреты, – неуверенно произнес он. Регина заметно удивилась. – В чем-то это так, Сэйдзи, но на тебя совсем не похоже. Твое кредо обычно гласит: «Я имею право на свои секреты. И на твои тоже». Ты всегда был очень любопытен. – Умеренное любопытство здоровью не вредит. Ответы на некоторые вопросы я наверняка найду – в свое время, – ответил Огата. Если к Фудзиваре когда-нибудь вернется память – надежда на это постепенно стала отодвигаться на все более неопределенное время. – Вижу, ты в этом уверен, – заметила мать, и Огата в ответ молча улыбнулся и принялся доедать салат. Воспоминание о смерти друга – которого Фудзивара даже не помнил – так и оставалось практически единственным из того, что он смог вспомнить хоть сколько-то подробно. Огата еще раз сводил Фудзивару к невропатологу, но совет врача свелся к «продолжайте вести дневник» и «не хватайтесь за все сразу». По крайней мере, в этот раз Фудзивара лишь послушно соглашался, без того надлома, что был в нем во время предыдущего визита. А если Фудзивара так и не вспомнит… Что ж, он останется с Огатой. По крайней мере, пока они не решат, что делать дальше. – Ты нас как-нибудь должен познакомить. Мне интересно на него посмотреть, тем более, по твоим словам, он окутан тайной. Кстати, с Иноэ-сан ты так и не собрался меня познакомить. Вы еще встречаетесь? Ты давно про нее не упоминал. Представив себе картину, как его мать знакомится с Фудзиварой, Огата почувствовал, что краснеет. Наверное, потому, что ему пришлось обучать Фудзивару с нуля, и поэтому он ответственен за то, как тот сейчас выглядит. – Да, устрою вам знакомство при случае, – произнес он. – А с Иноэ-сан мы вполне по-дружески расстались. Когда я готовился к Дзюдану, ей надоело, что я вечно занят. – Иноэ-сан была умной женщиной и вполне могла бы поладить с его матерью (по крайней мере, если сравнивать с некоторыми его подругами), но раз уж их отношения были не надолго, смысла знакомить ее с матерью он не видел – хотя та очень внимательно слушала все, что он мельком рассказывал ей об этой девушке и даже приобрела привычку читать «Йомиури Симбун», потому что Иноэ вела там колонку. – Вот как? А я-то думала, что она, работая в газете, сама достаточно занятой человек, чтобы понимать, что такое плотный график, – сварливо сказала Регина и пригвоздила вилкой непокорную помидорку черри. – Поездки тоже сказались. Ей по работе ездить приходится очень мало, а мне много, – ответил Огата, надеясь, что мама закончила с расспросами. Наверное, она боится, что он не способен на долгосрочные отношения, поэтому была рада обратному примеру – они с Иноэ встречались почти год. При всей своей рациональности и расчетливости Регина – его мать, а все матери любят переживать по таким поводам. Спасибо хоть, не пристает к нему на тему внуков. А на случай, если все-таки начнет, у Огаты был план: он приведет ее знакомить с многочисленным потомством своих гуппи. Подали главное блюдо. Огата благополучно перевел беседу с себя и своей бывшей девушки на новую должность матери – ее назначили вице-президентом европейского отделения токийского филиала «Барклиз Бэнк». До этого Регина двадцать с лишним лет работала в «Номура Секьюритиз», но несмотря на безусловный талант, выше менеджера среднего звена подняться не могла. Традиция, согласно которой женщины к высшим должностям допускаться не должны, в Японии до сих пор остается непоколебимой во многих профессиях, а банкиры и финансисты всегда были и остаются людьми в лучшем случае консервативными, в худшем – косными. В итоге у Регины накопилось достаточно злости на «Номура Секьюритиз», чтобы позволить переманить себя в «Барклиз» на руководство отделением и ту зарплату, какой она заслуживала. Судя по ее фразам, переход на другую работу был удачным. Регина наслаждалась тем, что ей наконец удалось прорваться сквозь бюрократическую волокиту, получить свободу действий и возможность самой нанимать себе подчиненных, а не работать с теми, кого ей предоставили. – А когда ты увольняешь служащих, то делаешь какой-нибудь фирменный жест рукой, как сэр Алан Шугар? Регина так на него посмотрела, что стало ясно, что вопрос этот ей задавали не по разу. – Я тщательно подбираю персонал, так что увольнять никого не приходится. И с каких это пор ты смотришь реалити-шоу? – Мне было скучно. Но посмотренных выпусков хватило, чтобы порадоваться, что у меня нет босса, перед которым я должен отчитываться. Тем более, с такой прической. – Не будь таким язвительным, Сэйдзи, – Регина укоризненно махнула в его сторону вилкой. – Пока что у тебя хорошие волосы, но облысение у мужчин случается чаще, чем ты думаешь. – От твоей семьи мне это по наследству передаться не могло. Так что тревожиться можно только за гены Масато, – ухмыльнулся Огата. Глаза Регины затуманились, и Огата немедленно пожалел, что неосторожно упомянул отца. Мать ушла от него по своей воле, но никогда не выказывала желания выйти замуж повторно. Огата нередко задумывался, почему это так. Мать, заметив выражение его лица, слегка улыбнулась. – Ты не расстроил меня, дорогой. Просто напомнил мне о несколько неприятном деле. Я его откладывала, чтобы не портить нам ужин, – она порылась в сумочке и достала конверт. Огата с неприятным холодком по коже наблюдал за ее действиями. – Это пришло на мой адрес, но внутри было два письма. Вот это – тебе. Похоже, статья о том, что ты завоевал Госэй, появилась не только в «Еженедельнике Го», но и в других газетах, и твой отец ее прочитал. Полагаю, счел себя обязанным послать нам весточку, – сказала Регина, делая вид, что полностью занята едой. Огата смотрел на письмо в своей руке. Часть его хотела хотела просто смять листок. Или сжечь. Жаль, что он уже затушил сигарету. Но он не видел отца больше двадцати лет, и проклятое любопытство возобладало. Письмо было коротким, фразы лаконичными. Почти как официальное уведомление, если бы не «Дорогой Сэйдзи» в начале. Таков его отец – всегда сугубо практичный бизнесмен. Масато женился во второй раз, обзавелся двумя детьми, мальчиком и девочкой. Работал он в той же компании. Он писал, что удивился, узнав, что Огата стал профессиональным игроком в го, но коллеги убедили его, что успешная карьера в этой области гарантирует хорошие доходы, поэтому «он доволен, что сын материально обеспечен». В последнем абзаце отец написал номер телефона и попросил позвонить ему. Ниже была приписка: «Много времени прошло. Думаю, для нас обоих было бы полезно возобновить наши отношения. Надеюсь, что это письмо попадет к тебе. Огата Масато». Огата фыркнул и бросил письмо на стол. – Невыносимый болван. «Возобновить наши отношения»? У нас их никогда и не было, и я не горю желанием их начинать. – Может быть, это необязательно такая уж… плохая мысль, – тихо заметила мать. Огата пристально на нее посмотрел. Он ожидал, что она будет категорически против. После развода Регина исправно держала бывшего мужа в курсе жизни их сына: рассказывала про него в письмах, сообщала о датах школьных мероприятий. Но отец ни разу не ответил, не позвонил, не пришел. К тому времени, когда Огата перешел из младшей школы в среднюю, Регина успела поклясться, что никогда больше не станет тратить время на «этого человека». – Почему ты так думаешь? Лично я не вижу, каким образом это было бы «полезно». Регина потерла переносицу. – Пожалуйста, не пойми меня неправильно. Я не говорю, что мои чувства к твоему отцу как-то изменились, или что он вдруг стал… лучше. Я, разумеется, не собираюсь отвечать на его письмо, только извещу, что я его получила и передала тебе твою часть. Он мне больше не муж. Но он все-таки твой отец, – она глубоко вздохнула. – Не то чтобы я с тех пор стала мудрее, но кое-что за это время поняла. Родственные связи ценны сами по себе, пусть даже они неидеальны, пусть данный человек нам не очень-то нравится. Может быть, не случайно у тебя появился шанс их наладить. Вот как. Вот что она имела в виду. Огата почувствовал, что раздражение исчезает, и произнес уже мягче: – Я понимаю, ты хочешь, как лучше для меня. Но он обидел тебя. Я этого до сих пор не забыл. Мне эти отношения не нужны. Он мне не нужен. Мать нежно потрепала его по руке. – До сих пор не можешь забыть обиду, да? Уметь прощать – это тоже достоинство. Огата ласково накрыл ее ладонь своей и криво усмехнулся. – Признавайся, мама. Ты беспокоишься, что я останусь озлобленным холостяком, потому что не люблю собственного отца. – Черт, ты меня раскусил. Но если серьезно – пожалуйста, подумай над моими словами. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. – Я и есть счастлив. У меня есть го, быстрая машина, аквариум и красавица-мама. Регина рассмеялась и убрала руку. – Когда это мой сын научился наглой лести? – Наглой лести? Официант краснеет каждый раз, как подходит к нашему столику, и я что-то сомневаюсь, что по моей вине. Может, тебе стоит черкнуть ему свой номер? – У тебя буйное воображение, а тот официант мне в сыновья годится, – напустив на себя шокированный вид, сообщила Регина. Огата поднял брови. – Следовательно, ты это заметила. Я уже говорил, как восхищаюсь твоим тщеславием? – Что-то ты, Сэйдзи, успел обнаглеть. Я тебя явно мало наказывала. Остаток ужина прошел в таком же добродушном подшучивании, и, к облегчению Огаты, на тему отца они больше не разговаривали. Когда они поднялись из-за стола, мать, не сказав ни слова, вложила отброшенное им письмо в его ладонь. Из уважения к ней он аккуратно сложил листок и сунул в карман. Сжечь его он всегда успеет. *** Огата проводил мать до ее машины, потом сел в свою Мазду. Ему вдруг вспомнился тот самый момент, когда он понял, что ненавидит своего отца. *** Огате десять. Во второй раз за три недели от пришел из школы с расквашенным носом. Если честно, то сам виноват: чересчур умничал перед одним тупым верзилой. В следующий раз он будет умнее, притворится, что уступил, и сунет этому гаду что-нибудь противное в шкафчик (все равно тот достал столько народу, что нипочем не догадается, кто ему это устроил). Мама, ругаясь, осматривает разбитый нос, но Огата упрямо настаивает, что просто упал с велосипеда. Пускай даже его накажут – это лучше, чем если она позвонит классному руководителю: ябед не любит никто, даже те, кого самих обижают. Когда домой возвращается отец, то даже не удостаивает Огату расспросами, лишь страдальчески вздыхает, глядя на его распухший, заткнутый шариками ваты нос, как будто его ничуть не удивляет, что сына опять избили. Отец поворачивается к матери и предлагает покрасить волосы Огаты в черный цвет. «Вполне естественно, что другие дети цепляются к нему, он слишком выделяется. Если он будет меньше отличаться от других, ему будет легче влиться в коллектив», – аргументирует отец тем же тоном, каким обсуждает контракты с коллегами по бизнесу. У Регины сверкают глаза, она даже повышает голос: «Покрасить волосы? Как же это мне в голову не пришло? Может, ты и мне посоветуешь покраситься в черный, чтобы я больше соответствовала роли домохозяйки?» Отец моргает, захваченный этой вспышкой врасплох. «Ты здесь ни при чем. Если ты все еще расстраиваешься, что тебе приходится сидеть дома, мы можем подыскать тебе какую-нибудь работу. Но я уже говорил – найти место по твоему уровню запросов, даже с твоим дипломом, будет трудно, потому что…» Регина обрывает его, тихо, зло рассмеявшись. «Я здесь очень даже при чем. Это мой сын. Я не хочу, чтобы он красил волосы и чтобы притворялся, что не говорит по-английски. Может, ты еще предложишь, чтобы он носил цветные линзы, раз так стесняешься собственного сына?» Отец шумно втягивает воздух сквозь сжатые зубы, будто столкнувшись с особо тупым и упертым клиентом. «Его цвет глаз здесь не проблема. Ты раздуваешь из мухи слона». Не отвечая, мать отворачивается от него и, прижав к себе сына, утыкается лицом ему в шею. Огата кожей чувствует влагу и бросает на отца рассерженный взгляд, злясь на него за то, что заставил маму плакать. Отец раздраженно дергает головой. «Ну вот, теперь голова разболелась. Пойду выпью и развеюсь, подумаю обо всем позже», – объявляет он и выходит из комнаты. Три недели спустя в нагруженном коробками автомобиле мать и Огата уезжают от отца. Ни он, ни она не оглядываются. *** Остановившись перед светофором, Огата задумался. Развод был одним из лучших решений, какие мать принимала в своей жизни. И плевать на это дурацкое письмо – отца он ненавидит по-прежнему. За слабость. Отец всегда был слаб, и потому больше всего на свете беспокоился о том, чтобы вписаться в коллектив компании, где он работал, о том, чтобы не огорчать своих очень консервативных родителей. А вот послужить поддержкой собственной жене не сумел, и в итоге, скорее всего, был просто счастлив, что она от него ушла и прихватила с собой сына. На свете не так много людей, на которых мне не наплевать, думал Огата, но если возникнет угроза, что я кого-то из них потеряю, то уж наверное не буду просто сидеть на заднице и позволять этому произойти. Я – игрок в го, и я знаю, как сражаться. Я знаю, чего я хочу, и не позволю собственной слабости помешать мне этого достичь. Я не такой, как отец. *** – Я вернулся, – крикнул Огата, разуваясь у двери. Ответа не последовало, и он нахмурился. Фудзивара до сих пор не пришел? На улице уже темно. Огата настоял на том, чтобы Фудзивара приходил домой пораньше, а также предупредил его, что в Синдзюку небезопасно. Фудзивара слушался его в этом, как и во всем остальном, но нередко забывал о времени, на что-нибудь отвлекшись (виновником, конечно, чаще всего оказывалось го). Огата зашел на кухню и с облегчением увидел, что свет в гостиной включен и оттуда доносится негромкий стук камней по гобану. Фудзивара сидел на полу, рядом с ним стояли гокэ и лежала распечатка кифу, но он выкладывал камни, не заглядывая в листок. Огата тихо подошел и взглянул на не до конца разложенную игру. Он задумчиво потер подбородок: в развитии форм было что-то очень знакомое, но пока что было выложено слишком мало камней, чтобы понять, что именно. – Сегодня я узнал кое-что интересное. Огата слегка вздрогнул. Он думал, что Фудзивара, полностью погрузившись в го, не заметил, как он вошел. – Но тебе, наверное, это будет не так интересно, как мне, – сказал Фудзивара, продолжая выкладывать камни. – Почему ты так думаешь? – Огата прекратил рассматривать доску, удивишись странной интонации в голосе Фудзивары. Тот говорил как-то… холодно. Такого раньше за ним не водилось. И тем более странным было то, что он не поднял головы, хотя всего лишь воспроизводил игру, а не играл с реальным противником. – Потому что Огата-сэнсэй уже это знает, а он не любит, когда ему рассказывают что-то, что ему и так известно, – ровный голос на долю секунды дрогнул. Огата внимательно взглянул на Фудзивару: вопреки холодному тону, его склоненное лицо было искажено болью, глаза покраснели. Огата почувствовал, как у него сводит желудок. Он не раз видел Фудзивару расстроенным, тот все-таки был очень чувствительным человеком, но сам Огата никогда не был причиной его слез. Он быстро прокрутил в памяти несколько последних дней, но ничего сверх обычной рутины вспомнить не смог. Ну да, в воскресенье он дразнил Фудзивару за то, что тот наносит на губы блеск, но тот только развеселился и предложил купить тюбик лично для Огаты, с его любимым ароматом. – Извини, если я чем-то тебя задел, но поверь, что это было совершенно не нарочно. Фудзивара долго не отвечал, и единственным звуком в комнате оставалось клацание камней. Огата снова перевел взгляд на доску, не понимая, почему Фудзивара так упорно раскладывает какую-то партию несмотря на то, что ему это явно не доставляет удовольствия. Что в ней такого особ… И тут до него наконец дошло. Та самая игра. – Я бы рад этому поверить, но не могу, – мягко ответил Фудзивара, по-прежнему не встречаясь с ним глазами. – Когда мы только познакомились, ты сказал, что никогда не слышал раньше обо мне. Но эта игра тебе знакома. с а й против touya kouyo. Черные и белые камни, словно немые свидетели, с упреком смотрели на него. Ты знал. Ты знал! – Я играл ее под псевдонимом с а й. Но с а й для меня не просто ник. Меня зовут Фудзивара-но-Сай. Сай – мое имя. Чувствуя, как голова наливается тяжестью, Огата хотел отвести глаза от гобана, но не мог. Да, с самой первой их игры он не сомневался, что Фудзивара – это с а й, но ухитрился совершенно вытеснить из сознания мысль о том, насколько важно это может оказаться для восстановления памяти Фудзивары. Он совершил ошибку. Ужасную ошибку. – Ты… действительно не знал, что я – с а й? Краем глаза Огата видел, что Фудзивара смотрит на него, и в глазах его боль и надежда. Словно очень хочет поверить, что если Огата скажет, что все это просто недоразумение, значит, так оно и есть. Огате очень хотелось сказать именно это. Искушение соврать было настолько велико, что ошеломило даже его самого. Но солгать Фудзиваре – вот так сейчас глядящему на него – он не мог. – Я знал, – выговорил он, чувствуя, как горчат на языке слова. Фудзивара ссутулился. – У тебя была причина, почему ты мне не сказал? Была, но недостойная. В основном, та, что он не хотел делить Фудзивару с Тоей-сэнсэем, и тогда она казалась вполне веской, но теперь, когда Фудзивара стал для него чем-то большим, нежели человек удивительно талантливый, но все же посторонний, она казалась страшно мелочной. – Я ни в коем случае не хотел тебя обидеть. Фудзивара помрачнел. – Я не понимаю. Ты всегда был ко мне очень добр, взял к себе домой, пытался помочь восстановить память. Мы договорились, что я могу здесь жить в обмен на твое обучение, но ведь и ты меня учил стольким важным вещам – поезда, пожарная сигнализация, мобильные телефоны, не открывать дверь, если пришли из NHK. Ты был мне другом. Поэтому я не понимаю, как… Я не понимаю, как ты можешь быть таким эгоистом. Огата знал, что Фудзивара хотел сказать, но из доброты или из вежливости не произнес вслух. – Мне казалось, что это… несущественно. В интернете ты сохранял полную анонимность. Поэтому я не думал, что тебе это будет важно. Фудзивара сильнее стиснул веер. – Как ты мог решить это сам, не обсудив со мной? Когда не знаешь ничего, важным становится все, – произнес он глухо. – Сегодня я узнал свое имя. Узнал имя твоего учителя. Узнал, что это с ним я сыграл лучшую игру в своей жизни. Что люди помнят меня, что они играли со мной и некоторые хотят сыграть снова. Что я существовал, – с коротким, исполненным боли звуком он отвернулся к балкону, но Огата успел заметить, что губы у него дрожат. – Почему не ты, а Вая-сэнсэй должен был рассказать мне все это? Вая… тот рыжий ученик Мориситы. Ну конечно. Вопреки всем вероятностям, Фудзиваре надо было столкнуться именно с zelda – собственным фанатом, способным немедленно узнать его стиль. Огата испытывал непреодолимое желание вытащить сигарету, хотя бы ненадолго отвлечься от того, что Фудзивара плачет сейчас потому, что его предал первый встреченный им в новой жизни человек, которому он доверял гораздо больше, чем тот заслуживал. Огате нечего было сказать Фудзиваре. Оправданий у него не было. Лишь тугая, тянущая боль в груди. – Я слишком злоупотребил твоим гостеприимством, – сказал Фудзивара, не поворачивая головы от балкона. Он вытер лицо и несколько раз глубоко вдохнул. – Ты столько сделал для меня, а я взамен мог всего лишь играть с тобой в го. Но я тебе не нужен, у тебя великолепный учитель, да ты и сам уже обладаешь очень высоким уровнем. Уверен, ты сумеешь подняться очень высоко. Фудзивара собирается уйти. Ему теперь даже смотреть на него невыносимо. Это конец их отношениям и, как всегда, по его вине. – Что ты будешь делать? – невыразительно произнес он. – Ивамото-сан недавно предложил мне работать в его салоне. Встречать посетителей, отвечать на телефонные звонки. А когда не занят, то играть. Он говорит, что я так и так в салоне целыми днями, к тому же хорошо лажу с постоянными посетителями. И… есть кое-кто, у кого я могу пожить, пока не сниму себе квартиру. Начать жизнь в Токио с нуля, учитывая высокий прожиточный минимум и тем более практически не восстановившуюся память, будет очень трудно, но Фудзивара не из тех, кого это остановит, подумал Огата. В самую первую их встречу Фудзивара был совершенно сбит с толку, насквозь промок, но тем не менее ему хватило гордости попытаться уйти, когда Огата задел его неосторожным словом. Он не сумеет отговорить Фудзивару, не сумеет убедить его остаться с человеком, настолько его оскорбившем. Огата был игроком в го, а каждый профессионал знает, когда пора сдаться. Лишь неопытный новичок пытается сопротивляться, когда игра давно проиграна. Но эту игру Огата не мог позволить себе проиграть. Просто дать Фудзиваре уйти. – Извини, что все это так неожиданно, – сказал Фудзивара. Его руки, обычно такие выразительные, неподвижно лежали на коленях. – Но продолжать пользоваться твоим гостеприимством до тех пор, пока я не поправлюсь, непорядочно, потому что я не представляю, сколько это займет времени. И мне… нужно учиться всему самостоятельно, а не создавать неудобства и отнимать время у такого занятого человека, как ты. Неудобства? Огата вспоминал, как потрясен был Фудзивара, впервые попав на станцию метро, с каким детским озорством смеялся, когда, научившись отправлять смски, завалил телефон Огаты сообщениями. Или как он умел слушать, когда Огата что-то объяснял, какими предельно внимательными становились тогда его глаза, как он наклонял при этом голову, как впитывал каждое слово. Да, все это не имело отношения к го. Но учить Фудзивару – и просто быть с ним – неудобством не было никогда. Ни одну их этих минут Огата потерянной не считал. – Останься. Фудзивара сел прямее, как будто стремясь придать себе решимости. – Пожалуйста, не проси об этом. Так будет лучше – для нас обоих. Огата был игроком в го. Он знал, когда нужно жертвовать. – Останься. Тебе больше не нужно будет играть со мной. – Извини, что ты сказал?.. – вот теперь Фудзивара обернулся и смотрел на него почти потрясенно. – Тебе не нужно будет играть со мной, учить меня или даже обсуждать го, если ты сам не захочешь, – тихо сказал Огата. – Тогда почему ты хочешь, чтобы я остался, если я не буду с тобой играть? Крайнее недоверие в голосе словно проворачивало нож в груди Огаты – ведь он сам создал у Фудзивары впечатление, что его ценят только ради го. Да, так и было – но лишь поначалу. Договор был заключен из чисто практических соображений: Огата хотел играть с с а е м, а Фудзиваре нужно было где-то жить. Но в какой-то момент это перестало быть простым, взаимно полезным соглашением. Огата пожалел, что не успел понять этого раньше. Он попытался ответить, чувствуя, как сдавливает горло. – Я… беспокоюсь за тебя. Тебе все еще нужно многому учиться. И рыбки к тебе привыкли. Если ты уедешь, они будут скучать и перестанут есть. – Это было бы печально, – откликнулся Фудзивара и грустно улыбнулся, видимо, понимая, чтó Огата пытается сказать на самом деле. – Ты очень добр, но я не знаю… – он закусил губу и опустил глаза. – Не надо принимать решение прямо сейчас. Но что бы ты ни выбрал, есть кое-что, что ты должен знать. Насчет того, что было с тобой до того, как ты потерял память. Фудзивара резко поднял голову и уставился на Огату. Тот сделал глубокий вдох. Время говорить начистоту. – Помимо того, что тебе уже рассказал Вая-кун, это все, что я знаю про с а я. Предупреждаю, это всего лишь мои подозрения, потому что парень, о котором я хочу рассказать, ни с кем на эту тему не разговаривает. Озадаченно нахмурившись, Фудзивара кивнул, молча прося продолжать. – Несколько лет назад из ниоткуда возник блестящий игрок – никому не известный, не имевший наставника, не проходивший официальное обучение. Я уверен, что именно он в свое время организовал ту твою партию с Тоей-сэнсэем, а это значит, что он поддерживал с тобой связь. Но самое главное, в его игре я вижу отголоски твоего стиля. Какие дзёсэки он использует, как предвидит развитие партии, как просчитывает риск – все это напоминает мне о тебе. Если моя интуиция меня не подводит, он был твоим учеником. А значит, мог знать тебя лично. – Это правда? – прошептал Фудзивара. – Возможно, однако это могло быть просто анонимное обучение по интернету. Никакой возможности узнать это наверняка у меня нет. Но если хочешь, я отведу тебя к нему. – Да, пожалуйста, – ответил Фудзивара, голос его дрожал. – Я не помню, были ли у меня ученики, но у меня совершенно очевидно были навыки преподавания го еще до встречи с тобой. Надеюсь, что со мной он все-таки станет разговаривать… Как его зовут? – Синдо. Синдо Хикару. | |
| Просмотров: 3629 | Комментарии: 3 | Рейтинг: 5.0/10 | |
| Всего комментариев: 3 | ||||
| ||||
