Прошло
пять дней после встречи с Такабой, а Хамада все еще не мог найти
мальчика. Он узнал имена его друзей и связался с ними. Узнал все места,
где фотограф обычно бывает, и проводил там какое-то время. Он даже всю
ночь прокараулил Такабу у его квартиры, но тот так и не пришел. Он мог
только надеяться, что тот придет на следующую встречу, потому что уже
не знал, что делать. Оставался только один выход, и доктор очень не
хотел делать этот звонок.
Его ждала очередная бессонная ночь, да и какой тут сон, если его мучили кошмары. Он закрыл глаза. Предстоящая
встреча тоже заставляла его нервничать. Только не хватало еще и ее
провалить. Тогда три шанса из трех, что он потеряет своих пациентов.
Три удара. И аут.
Мысль о такой неутешительной перспективе заставила
его встать и выглянуть в окно. И в университете, и в медицинской школе
он был на высоте. Он мог справиться с любым запутанным случаем. А
сейчас за одну неделю три человека совершенно разрушили его уверенность
в себе. Он казался таким самоуверенным и компетентным с Фейлоном... да,
черт возьми, и со всеми его пациентами. Асами затолкал эту
самоуверенность ему в глотку. А Такаба…
Как больно. Никогда еще не
было так больно за пациента. Может быть, если ничего хорошего из этого
не выйдет, он сможет хоть немного больше сочувствовать людям.
Он услышал стук и повернулся навстречу входящему Фейлону.
- Добрый день, Фейлон.
Фейлон остановился и удивленно посмотрел на него.
- Не помню, чтобы я давал вам разрешение называть меня по имени. Почему вы думаете, что сейчас имеете на это право? Черт! Он так много размышлял о словах Такабы, что начал думать о Фейлоне, совсем как он. Вот, облажался еще раз…
- Приношу свои извинения. Вы не давали мне разрешения, я допустил ошибку. Рё-сан, вы не сядете? Прошу вас.
- Хм. У вас новое кресло. Оно лучше, чем предыдущее. То было такое безвкусное.
Хамада содрогнулся.
- Да, некоторым пациентам оно причиняло неудобства, и я решил от него избавиться. Рад, что вы одобряете эту перемену.
Фейлон сел и начал критически оглядывать остальную окружавшую его обстановку.
-
Большая часть декора в комнате достойна той же участи, что и кресло.
Вам бы следовало нанять дизайнера. Вот эта лампа… - Губа Фейлона
презрительно вздернулась, и он отвернулся.- Не думаю, что вы захотите
слушать мои рассуждения по поводу здешней обстановки, но при желании я
мог бы дать вам несколько ценных советов. В мое образование входило
отличное знание антиквариата и предметов искусства, а также того, как
их правильно располагать.
- Благодарю за доброту. Если вы пожелаете
сделать что-нибудь подобное, конечно, я это очень оценю, но сейчас нам
действительно нужно обсудить другие вещи.
Во взгляде Фейлона читалась явная тоска.
-
Ох, ну давайте. Давайте, начинайте свои вопросы. Я всю неделю ждал,
чуть не умер – узнать хотел, что же мы будем обсуждать при следующей
встрече.
Хамада ответил слабой улыбкой.
- Я думал, мы начнем с того момента, на котором остановились в прошлый раз.
Фейлон коварно улыбнулся.
- Это когда я угрожал убить вас?
Хамада
уронил ручку. Он нагнулся, чтобы поднять ее, и подумал, не начать ли
прямо оттуда, но не был уверен, что за этим последует, и больше не
знал, сможет ли с этим справиться. Он выпрямился, уставился на Фейлона,
который глядел на него с ухмылочкой, и послал все к черту.
- Да,
почему мы нам не начать прямо отсюда? Так скажите мне, Рё-сан, это было
частью вашего семейного плана, или вас это со школы привлекало?
Фейлон какое-то время смотрел на него, потом рассмеялся.
-
Очень хорошо, Хамада-сан. Это было решение семьи. Я показал способности
к определенным дисциплинам, если можно так выразиться. И мне было
приятно стать полезным семье.
- Вам никогда не было трудно лишать других жизни?
Фейлон пожал плечами.
-
Разве что вначале. Я был довольно молод, когда совершил первое
убийство, - мне было всего 12. Думаю, это беспокоило меня, вся эта
кровь. Но я довольно быстро привык к ее виду. Вы должны понимать, что
моя семья была одной из самых известных, она управляла подпольной
жизнью Гонконга, и мы с нашими противниками постоянно враждовали. Между
нами постоянно шла война. А я всегда был спецназом, если так можно
сказать. Люди, которых я убивал, для меня были всего лишь теми, кто
пытался убить нас. Просто я стрелял первым. А вы бы не убили из
самозащиты, чтобы уберечь семью?
Хамада задумался.
- В
непосредственной опасности - конечно, да. Но я не могу поверить, что вы
были в такой непосредственной опасности от стольких людей, что сами
пошли их убивать.
- А разве это не та же самая смерть - если кто-то
намеревается убить тебя, и ты убиваешь его на пути к твоему дому? Я бы
счел это гораздо более благоразумным, чем ждать, пока он сам не наведет
прицел на тех, кого ты любишь, когда один неверный шаг – и ты проиграл.
Это будет верхом наглости - рисковать жизнями тех, кто тебе дорог, ведь
правда?
Хамада мог мало чего возразить на это. Он был согласен, хотя
и чувствовал, что врач не должен одобрять убийств собственного пациента.
-
Ха! Вы согласны, но не хотите этого признать. Как нечестно с вашей
стороны. И вы еще ожидаете, что я буду говорить вам всю правду.
Хамада помрачнел, вспомнив слова Такабы.
-
Хорошо, я признаю, что в ваших словах есть рациональное зерно. Но есть
причины, по которым я с вами не согласен, и на следующей неделе я
вернусь сюда и скажу вам все до одной!
- А когда вы домой идете, вы тоже об этом думаете?
-
Да! То есть нет!- Хамада прислонился к спинке и захлопнул рот, стараясь
справиться с эмоциями, но шила в мешке было уже не утаить. – Так это
что, ваше вечное оправдание? Что они всего лишь вражеские солдаты?
Именно так вы думали о Такабе?
Фейлон застыл. Насмешливость сошла с его лица. Глаза сузились в щелочки. Пальцы сжались на подлокотнике.
Хамада
замер и зажмурился. Фейлон выглядел так, будто вот-вот совершит
убийство. Он подумал, может ли Рё учуять его страх. Почему, во имя
Господа, он не мог держать свой рот закрытым, говоря с этими людьми?
Хамада открыл глаза.
- Простите меня, Рё-сан. Это было совершенно
неожиданно для меня, ужасно непрофессионально и невероятно низко. По
какой-то причине вы и другие будите во мне самое нехорошее. Это целиком
и полностью моя вина. Простите, можем мы поговорить о чем-нибудь другом?
Фейлон просто посмотрел на него.
-
Вы дергаете смерть за хвост, Хамада-сан. Интересно, взяли ли бы вы
такой тон с Асами. Я не могу представить, чтобы он позволил вам выжить
после такого оскорбления. Наверное, вы невероятно везучи. Как кошка, у
которой девять жизней. Не знаю, сколько вы израсходовали с Асами, но со
мной вы лишились уже двух. Запомните это хорошенько.
- Одну.
- Простите?
- Асами забрал одну жизнь. Значит, осталось еще шесть. И я, наверное, потеряю еще одну до конца этой недели.
Фейлон озадаченно посмотрел на Хамаду.
Тот моргнул.
-
В общем, у меня осталось еще пять шансов, да? – Он сделал вдох. – Еще
одним я воспользуюсь в ближайшее время. Мне сегодня так везет,
действительно.
Брови Фейлона сдвинулись. - Может быть, вам сесть
в это кресло, Хамада-сан? Кажется, вам сейчас лучше полежать немного. И
заодно бы выписали мне чек за сеансы терапии, если уж вы их проводите.
Хамада самоуничижительно засмеялся.
- Рё-сан. Знаете, если бы вы захотели сменить врача, я бы и слова не сказал. Я заполню все бумаги, как того требует суд.
-
Сменить врача и лишиться такого развлечения? Нет, спасибо. К тому же
мне придется угрожать еще куче людей, а однообразие порой так утомляет…
Нет, я все-таки напугал вас. И счастлив этому.
Хамада потряс головой. Весь день казался нереальным. Он посмотрел в свои записи.
- Тогда мы можем продолжить? Я постараюсь держать себя в руках, так что вам не придется больше хотеть убить меня.
- Ну, давайте.
-
Вы говорили, что не чувствуете ничего, убивая других людей. Я могу
понять, когда это делается в пылу боя, так сказать. Но эмоции же должны
куда-то деваться? Солдаты страдают синдромом ПТСР именно из-за таких
стрессовых ситуаций, и это нечто такое, что не проявляется до поры до
времени. Возможно ли, что вы чувствуете что-то подобное, но просто не
осознаете? ПТСР значит не только воспоминания.
- Я совершенно
здоров, Хамада-сан, и не вспоминаю о своих убийствах. Разве что когда
что-то идет не так, и тогда мне приходится анализировать ситуацию,
чтобы в следующий раз не допустить подобных промахов.
Лицо Хамады было бесстрастным.
- Конечно же. Но у вас нет проблем с засыпанием?
Фейлон пожал плечами.
- Ну, иногда, когда я сплю не в своей постели. Вы знаете, как это бывает.
- Значит, у вас действительно бывают бессонницы, но только с тех пор, когда вы приехали в Токио?
- Да. В Гонконге я чувствовал себя хорошо, но поездка в Токио расшатывает. Это, наверное, климат.
- Я могу выписать вам что-нибудь, если хотите. Снотворное.
Фейлон улыбнулся.
- У меня есть собственное снотворное.
Хамада не был уверен, хочет ли он знать, какое.
- И что это?
- Я курю гашиш, иногда опиум. Знаете, помогает. Господи, говорить такое, не моргая.
-
Рё-сан, я не буду читать вам лекций о вреде наркотиков. Уверен, вы
прекрасно об этом осведомлены. Но мне хотелось бы, чтобы вы подумали о
двух вещах. Во-первых, наркотики только отдаляют проблему, но вовсе не
решают ее; в лучшем случае, стирают симптомы, в худшем - усугубляют. Но
если работать с проблемой в корне, уходят и симптомы, и сама нужда в
наркотиках. И второе. С тех пор, как вы переехали в Токио, не стали ли
вы употреблять наркотики чаще? Это еще один симптом ПТСР, а также -
любого психического расстройства, когда кто-то пытается убежать от
собственных проблем. Не так ли?
Фейлон пошевелился.
- Естественно. Если мне сложно заснуть и для этого я использую наркотики, я ведь делаю это не без причины?
Хамада вытащил из кармана бланк для рецепта и выписал одно из распространенных снотворных. Он протянул рецепт Фейлону.
-
Вот, попробуйте пропить это неделю. Думаю, это сработает лучше того,
чем пользуетесь вы. Привыкания оно не вызывает, так что можете спокойно
принимать его каждую ночь. Если наркотики вам не понадобятся, тогда оно
окажет куда более благотворное влияние. Прошу вас, это всего лишь на
пробу. Если оно не подействует, вы всегда можете прийти сюда на
следующей неделе и снова угрожать мне убийством.
Уголок рта Фейлона поднялся.
- Уговорили. Я его попробую. Но вы лишитесь еще одной жизни, и… я все еще считаю.
- Хорошо. Спасибо. Я также хотел, чтобы вы последили за собой, - станете ли вы менее напряженным и раздражительным.
Фейлон выглядел удивленным.
- Откуда вы узнали, как именно я себя чувствовал?
Хамада не переставал удивляться людской слепоте, когда речь заходила о них самих.
- Да вы постоянно так выглядели, с самого начала встреч.
Фейлон возвел глаза к небу.
- Тогда, по этим стандартам, у вас тоже ПТСР.
Хамада подумал, что Фейлон не так уж и неправ. Он хмыкнул.
-
Наверное, вы правы. Возможно, мы могли бы помочь друг другу. Рё-сан, вы
просто не похожи на человека, который легко выплескивает эмоции. В
вашей работе подобная неосмотрительность может стать смертельной.
Фейлон кивнул.
- В буквальном смысле.
Хамада поежился.
-
Я имею в виду, что в этом случае вы не должны чувствовать привязанность
не только к своим вероятным жертвам, но и даже к своим людям, потому
что кто знает, когда они умрут? Вы делаете что-нибудь, чтобы
выплескивать свой гнев? Есть ли кто-нибудь, с кем вы не должны быть
настороже?
Фейлон сел чуть прямее.
- Я упражняюсь в различных
боевых искусствах пару часов в день. Я тренируюсь сам и тренирую своих
людей. Обычно я спаррингуюсь с несколькими из них и выплескиваю много
эмоций. А если в этот день намечено убийство… я чувствую себя намного
лучше.
Хамада сузил глаза.
- Поддразниваете меня, да?
Губы Фейлона чуть дрогнули.
-
Есть немного. Я действительно выкладываюсь, и к концу тренировки я
вполне спокоен. К сожалению, тренируюсь я утром, перед дневными
приступами.
- Так перенесите тренировки на вечер. Вы и спать лучше будете, и сразу же выплеснете гнев на тех, кто разозлил вас за день.
Глаза Фейлона сузились.
- Теперь ваша очередь… ммм… поддразнивать меня?
Хамада улыбнулся.
- Есть немного. Но вопрос остается в силе. Это будет проблемой?
Улыбнулся и Фейлон.
-
Нет, мне в радость будет поколотить тех, кто вывел меня из себя. И
перенести тренировки на вечер совсем не трудно. Пока я тут застрял, у
меня не такое уж и плотное расписание.
- Вот и хорошо. Думаю, на
следующей неделе вы увидите разницу. А теперь по поводу второго
вопроса. Вам есть с кем отдохнуть, излить душу? С вами в Токио только
ваши люди?
Фейлон кивнул.
- Да, со мной приехало множество людей на разных должностях, но только по работе.
- А дома тогда кто-нибудь есть? Если не ошибаюсь, вы говорили что-то о сыне? Он, наверно, еще мал.
Тот чуть поколебался.
- Да, довольно мал. И он не совсем мой сын. Скорее, личный слуга.
- Как его зовут?
- Тао.
- Вы можете рассказать мне о нем?
-
Я забочусь о нем с тех пор, как убили его родителей, которые работали
на меня. Я чувствовал, что должен воспитывать его ради них. Он…
старается делать все, чтобы мне было хорошо, чтобы я был счастлив.
Другие - тоже, конечно, стараются, но он делает это, потому что
искренне хочет видеть меня таким. Он ко мне очень привязан. Малейший
знак внимания с моей стороны - и он на седьмом небе.
Глаза Фейлона смягчились, он улыбнулся. От этой улыбки у Хамады перехватило дыхание.
- Любовь ребенка – чудесная вещь. Она может выдержать самые тяжелые испытания и безответно длиться долгие годы.
Хамада с удивлением увидел, как глаза Фейлона наполняются слезами.
- Рё-сама? Вы говорили ему, что любите его?
Фейлон усмехнулся чуть хрипловато.
- Нет. А что, я должен, да? После… - он прервал себя.
Хамада вспомнил, что говорил Фейлон о собственном воспитании.
- После того, как обращались с вами?
Этим Хамада вновь заслужил пристальный взгляд и подумал, лишился ли он только что третьей жизни.
Тут Фейлон заговорил вновь.
-
Да. Мой отец был сдержанным человеком и рассказал мне о своих чувствах
только на смертном одре. Я рад, что успел это услышать, хотя было уже
слишком поздно.
Фейлон внезапно прервал разговор.
- Кажется, наше время на этой неделе подошло к концу.
На самом деле время еще оставалось. Хамада поколебался, потом тоже встал.
- Значит, так. Вы будете пить снотворное, забудете о наркотиках и перенесете тренировки.
Фейлон неохотно кивнул.
- Хм, может, мне на вас жениться? Вы уже ведете себя, как жена.
Хамада разулыбался.
-
Ох, Рё-сан, если уж жениться на вас, то раз и навсегда, а я еще так
мало вас знаю, добавил он, теперь уже более серьезно. – Я прошу вас
попробовать всего неделю. Не увидите разницы – я вам первый скажу, что
продолжать бессмысленно.
- Прекрасно, Хамада-сан. Поглядим, сдержите ли вы слово. Удачного дня.
- Удачного дня, Рё-сан.
Дверь
за Фейлоном закрылась, и Хамада облегченно выдохнул. Он был все еще
жив. У него все еще был пациент. Он сел за стол и только начал
записывать, как ему явственно представился Фейлон в свадебном платье.
Эта фантазия выбила его из колеи совершенно, и доктор разразился смехом.