Fairy stories

Глава 14

Асами сидел за столом, перечитывая последние финансовые сводки и периодически тыкая по кнопкам калькулятора. С чего это цифры не складываются, черт? Он слишком сильно нажал на кнопку «Enter», и та заела. Он озлился, отшвырнул страницы прочь, а калькулятор спихнул в мусорку.

Какого дьявола не звонит Хамада?? Он уже час назад как должен был позвонить. Асами распотрошил очередную пачку сигарет, вытащил одну, с наслаждением закурил. Достал из кармана мобильник и прямо так, с сигаретой во рту, набрал четверку. Быстрый набор.

Нам жаль, но на этой неделе Хамады-сенсея нет на работе. Если это срочный случай…

Асами медленно поднялся из кресла. Водрузил разбитый телефон на стол, а мобильный засунул обратно в карман. Почему его люди не предупредили его? Они должны были знать. На ум приходило только одно – предательство.

-Фудзимото! Маэду ко мне, сейчас же!

Асами плавным движением вытащил из кармана свой любимый девятимиллиметровый. Снял его с предохранителя, убедился, что патронник полон, и быстро отступил к стене рядом с дверью.

Когда вошел Маэда, Асами захлопнул дверь и прижал дуло пистолета ко лбу своего помощника, слегка придушив другой рукой. Маэда застыл.

- Ты знал, что Хамады на этой неделе не будет?

- Да, Асами-сама.

- Почему не дал мне знать?

Маэда сглотнул.

- Ради вашей же безопасности, Асами-сама.

Ответ застал Асами врасплох.

- Объяснись. – Пистолет не шелохнулся.

Маэда все так же не смотрел прямо.

- Вы были слишком неадекватны последние недели. Делали все более непродуманные, опасные вещи. Мы боялись, что…

- Вы? Боялись? – в голосе Асами послышалось опасное мурлыкание. – Вы и другие? А кто еще участвует в этом чудном маленьком заговоре? Значит, фильтровали для меня информацию? Думаете, сможете решить все за меня, так?

Сначала Акихито, потом Хамада, потом мои собственные люди. Что они о себе думают? Что они думают обо мне? Пальцы Асами сдавили горло Маэды, так же прижимая его к стене.

- Какие же еще вещи ты скрывал… – взгляд Маэды дернулся, и Асами сузил глаза. Дуло пистолета надавило сильней, пальцы стиснули рукоятку.

- Мне не нравится этот ваш взгляд, Маэда. Что еще вы от меня скрываете? Бизнес? Что?

- Нет, нет, босс! Ничего подобного! – проскрипел Маэда. – Это просто тот мальчик. Мы давали вам нейтральную информацию. О Такаба-сане.

В глазах потемнело. Комната сузилась до размеров пистолетного дула и головы напротив. Маэда говорил как в замедленной съемке. Что случилось с Акихито? Пистолет у лба Маэды начал дрожать, и глаза у того расширились от страха.

- Дайте мне сказать, Асами-сама! Я объясню! Мы не можем сейчас развязывать войну! Все синдикаты в Токио готовы подставить нам ногу! Вы с ума сходите по этому мальчишке!

Асами не отвечал. Пистолет лишь надавил сильней, железо царапало кожу. Что с Акихито?

Маэда и не думал жаловаться. Любое непродуманное слово – и ты умрешь.

Взгляд Асами сверлил его, давя так же, как и пистолетное дуло.

- Что ты скрывал от меня про Акихито?

Маэда сглотнул.

- У нас появилась новая информация о Такабе-сан. На прошлой неделе.

На прошлой неделе. Целая неделя прошла, мать твою!

- Дальше.

- Кажется, он переехал в собственный дом.

Ему же это не по карману. Если только…

Пистолет снова начал подрагивать. Кровь у Маэды отлила от лица.

- С кем он живет?

Маэда еще не произнес ни слова, а Асами уже догадался. Но все равно, ему нужно было услышать это от него лично.

- Кому принадлежит дом?

Маэда зажмурился.

- Асами-сама. Это Рё Фейлон.

Фейлон. Комната завертелась перед глазами, и Асами закрыл глаза. Акихито. Руки безвольно обвисли. Фейлон и Акихито? Он все пытался вдохнуть глубже. Не может этого быть. Это безумие. Акихито не может хотеть жить с ним.

- Асами-сама? – Асами открыл глаза и увидел согнувшегося перед ним Маэду. От вида этих униженных извинений ему стало дурно. Он не узнал свой хриплый голос.

- Убирайся. Пошел вон отсюда, ты, кусок дерьма. Вон из Токио, если хочешь жить. Вон из Японии, пока я тебя не изувечил.

Маэда рванулся вон из комнаты.

Асами смотрел ему вслед, практически парализованный от ярости. Он должен был убить его. Должен был снести его чертову башку. Что же с ним такое, черт возьми? Он уставился на пистолет в своей руке, пытаясь заставить его пошевелиться.

С криком ярости он заставил себя выкинуть проклятые мысли о мальчишке из головы. Потом поднял пистолет и опустошил обойму в зеркальное окно за столом. Блестящие, как бриллианты, осколки посыпались по полу и столу, и в каждом было его маленькое искаженное отражение.

Со щеки капала кровь. Он перезарядил обойму.

- Фуджимото! Машину. Немедленно!


Лимузин Асами остановился перед очень приличного вида домом. После того как охранники Фейлона вытащили у них все оружие, их впустили в ворота. Один из телохранителей, усмехнувшись, заметил, что сотовый оставить можно. Ему теперь долго не придется говорить. Со сломанной челюстью это трудновато.

Асами кипел от ярости. Затевать перестрелку небезопасно – слишком много непроверенных людей среди своих. Ему нужно быть осторожным – забирать Такабу и рвать отсюда когти. С расплатой – а поплатятся они все – можно и повременить. Пока надо спасти мальчишку.

У входа ждала служанка, которая провела его внутрь, в гостиную. Зрелище, открывшееся глазам, заставило его замереть.

Быть этого не может…

Такаба никогда бы…

А я постоянно защищал его…

Он сжал кулаки, едва удержавшись от того, чтобы не оторвать их друг от друга, и разрывался сам – изнутри.

Он знал, что это было спланировано заранее, всего лишь провокация, знал, как только увидел их. Но тот факт, что они намеренно этим манипулировали… Голова болезненно запульсировала, сердце заболело.

Акихито?

Порез на щеке снова начал кровоточить. Он почувствовал, как закапала кровь. Он машинально стер ее рукавом пиджака, не отрывая от парочки глаз. Его гнев требовал выхода.

Не сейчас. Сейчас не время. Ты что, хочешь, чтобы он погиб тут, посреди разборки? Сначала вытащи его отсюда. Убедись, что с ним все в порядке. А потом… Потом…

Да. Ему нужно было увезти Такабу в безопасное место, вне территории Фейлона. Тут слишком много его людей. Сейчас не время. И потом, он ни за что не даст им почувствовать, что задет.

Он должен выглядеть хладнокровно. Бывали ситуации и похуже. Он замедлил дыхание, разжал кулаки и вошел в комнату. Он сосредоточился на том, что ударить можно и словом. Ответить ударом на удар.

- Это что-то новенькое с твоей стороны, Такаба. Ты же всегда говорил, что будь он последним мужиком на планете, ты и то посомневаешься, стоит ли давать ему больше касаться себя вот так. Значит, через остальное мужское население ты уже прошел? Я знаю, что ты только прикидываешься шлюхой, но вот это уже слишком, а?

Асами оседлал стул напротив, занял руки сигаретами.

Такаба и Фей прекратили целоваться, нежно обнялись и синхронно посмотрели на Асами. Такаба выглядел так, будто его долгое время держали под водой и он только-только вынырнул.

- Что вы сказали, Асами-сан?

Раскаленная спица пронзила грудь. Зубы раскрошили сигарету. Он выплюнул ее, начал раскуривать другую, но, заметив, что дрожит рука, оставил как есть, в пальцах. Рот искривился в подобии улыбки.

- Ты сейчас же идешь со мной.

Глаза Такабы расширились. Он посмотрел на Фейлона, потом опять – на Асами.

- Прости? Я, наверное, не расслышал.

- Иди собирай вещи. Ты отправляешься домой – со мной.

Такаба хохотнул.

- Ой, ну ты шутишь, наверное.

- Конечно, все ты сейчас не соберешь. Бери все, что тебе нужно, на пару дней, а потом мои люди заберут остальное. «Когда убьют Фейлона и всю его стаю»... Асами был доволен собственной рассудительностью.

- Нет.

Нет? НЕТ?

Он поднялся на ноги. Сигарета в пальцах переломилась.

- Это не просьба. Ты немедленно идешь со мной. С этого момента ты живешь со мной. С Хамадой больше не встречаешься. И с Фейлоном – тоже.

Такаба отчаянно покраснел.

- Это ты сейчас же отсюда уходишь! Кто я тебе, черт побери? Собственность? Хренушки, вот так-то. Человек я! И ты не можешь просто так владеть человеком, как бы тебе ни хотелось. Как ни желай ты меня контролировать, ты не сможешь. Если ты чего-то от меня хочешь, тебе придется научиться попросить меня, как это делают нормальные люди. Если ты хочешь трахать свою собственность, купи себе резиновую бабу! А если хочешь настоящих отношений, научись действовать как человек. Иначе ты для меня – ничто. Ты меня понял? Ничто!!..

Ничто.

Голос Такабы эхом звенел в голове, и от него рушились стены так тщательно воздвигаемого контроля. Они проникали в его потайные мысли, чувства, похороненные глубоко в прошлом, рвались сквозь мрачную дымку воспоминаний, пока не добрались прямо до основания.

И выдернули этот фундамент из-под ног.

Неостановимые слова лились и лились наружу.

- Да кем ты себя возомнил – так разговаривать с Асами Рюичи? Никто, кто осмелился так разговаривать со мной, еще не выжил! Я потратил годы, на то, чтобы стать таким, какой я сейчас есть, боролся за то, чтобы каждый подонок на улице стал уважать меня, прорывался когтями к верхушке общества, старался сделать любое дело, за которое брался, лучше всех, я был сильнее всех! Так что никто не мог посмотреть на меня сверху вниз и говорить со мной в таком тоне. А ты, ты, ничего не значащая микроскопическая вошь, думаешь, что имеешь какую-то власть надо мной только потому, что мне нравилось преследовать тебя и трахать до слез? Думаешь, что имеешь право говорить со мной в таком тоне и что-то требовать от меня? Да ты ничто! Ничто! Вообще ничто. А я … Я – что-то. Я сделал что-то из себя. Сейчас я что-то значу. Я значу. Я…

Он хватнул воздух ртом и умолк, прерывая монолог.

Он обнаружил себя стоящим в центре комнаты. Непонятно, как он туда попал – в одиночестве, тяжело дышащий, растерянный, трясущийся. Он посмотрел на свои руки. Почему они чисты?

Что сейчас происходило? Гнев и досада волнами лились из него. Что он только что наговорил? Боже, он сказал об этом. Это было тайной. Это было забыто. Он сколько лет уже не попадал в такой просак.

Откуда все эти чувства? Он попытался отпихнуть их, но они уже не вмещались обратно. Он огляделся, стараясь найти ответы… неправильное, неправильное место… их нужно искать не здесь.

Такаба встал и, поколебавшись, шагнул к нему навстречу.

- Асами?… Рюичи?

Мысли Асами на мгновение сфокусировались на нем. Такаба. Такаба – с Фейлоном. С влюбленным Фейлоном. Он мог распознать любовь, едва увидев. В голове его все кружилось. Ему нужно было выбираться отсюда. Он не мог ни дышать, ни ясно мыслить. Слишком уязвим. Он крутанулся на пятке и почти вывалился из комнаты.

Потом он оказался в машине – опять же, непонятно, как он туда попал.

- Куда прикажете ехать, Асами-сама?

Асами все еще трясло. Он постарался собраться с мыслями.

- Может быть, на пляж, – он подавил смешок.

- Прошу прощения, сэр? Куда?

Куда? Он закрыл глаза, решившись. Он знал, куда надо было ехать.

- Езжай к шоссе. Я скажу, где поворачивать.


Солнце уже садилось, когда они подъехали к заброшенному старому домику. Он принадлежал Асами, но с тех пор он никогда сюда не возвращался. Дом принадлежал к той категории вещей, что он покупал, а потом забывал и никогда больше не вспоминал. За это время он не так уж и изменился. Уже тогда он был в запустении, а к настоящему времени в нем давно никто не жил.

Он поднялся по ступенькам, где каждый шаг гулко отдавался в тишине, и прошел в знакомую квартиру. Опустил руку в карман и вытащил ключ. Спустя все эти годы он все еще хранил его – всегда на цепочке для ключей, – и никогда не расставался с ним. Замок заржавел, но поддался, и, в конце концов, дверь распахнулась. У входа он поколебался, потом вошел.

- Я дома!

- Входи быстрей, чтоб тебя, и запри дверь. Тепло выпускаешь! Что с тобой такое?

Он вспомнил, как ударом тяжелой руки его отбрасывало к стене.

- Но мама, я все еще хочу есть. Можно мне добавки?

- Тебя в школе досыта накормят. Будешь деньги зарабатывать, сможешь себе позволить так есть. Этого ты хочешь? Как мама, деньги зарабатывать? Я могла бы тебе дать кое-какое состояньице.

Вспомнил ощущение пустоты внутри.

-Мама, остановись! Мама! Пожалуйста. Я люблю тебя!

- Любишь меня? Смех, да и только. Если бы ты что-то из себя представлял, это бы имело смысл. А ты никто. Ты никто и ничто, ничего и стоишь, такой же, как и все эти мужики вокруг. Не могу я так больше жить.

Вспомнил ее кровь – на полу, на ноже, на нем.

И, наконец, он вспомнил, почему – почему прошел через все это, чтобы его любовь когда-то стала чего-то стоить. Он осознал, что все деньги, которые зарабатывал, и вся власть все еще не могли дать ему того, кто хотел бы слышать от него слова любви. Он даже не знал, может ли он все еще говорить о таком. Он наконец-то КЕМ-ТО стал, и это все еще не имело значения.

Такаба.

Может быть, он мог сказать такое ему. Такабе бы было не наплевать. Но он уничтожил все шансы на это.

Акихито…

Мокрые капли упали в пыль у его ног, и падали все чаще и чаще, с выходящими наружу тридцатью пятью годами боли.

Одиночество. Быть среди детей в школе – с ними и одновременно в стороне. Бедняцкая одежда, никаких завтраков, кроме тех, что дают в школе. И несмотря на все – гордо поднятая голова, попробуй пикни кто-нибудь.

Ненависть. Видеть мужчин, которых мать приводила домой. Видеть, как они втаптывают ее в грязь. Видеть её принимающей деньги от них. Некоторые и на него так поглядывали, некоторые пытались не только смотреть. И ему уже в таком возрасте хотелось убить.

Отчаяние. Смотреть, как медленно пропадает мать. Как больше и больше напивается. Как наркотики становятся все сильней и сильней. При любой возможности прятать от нее ножи. И однажды обнаружить, что один из ножей пропал. Наркотики, оружие и смерть. Им никогда его не контролировать. Это он будет контролировать их.

Боль. Дни и ночи в госпитале. Приставленный к нему полицейский разговаривает с другом матери. Поиск ответов, утешения – и ни того, ни другого не найти. Пробраться в комнату к матери, встать лицом к лицу со смертью. Знать, что это была его вина. Знать, что он мог это предотвратить. И поклясться стать таким сильным, чтобы никого больше не подвести.

Пустота. Он стоит у ее могилы. Знает, что на самом деле ее там нет. Знает, что больше у него не осталось никого, кроме себя самого. Пытаться все, все это забыть. Онеметь внутри и снаружи. Чувствовать только свою цель. Ему нужно было много достичь, и лучше ничего не чувствовать, пока не достигнешь того, чего хочешь.

Он вспомнил все это, плача впервые с тех времен, как увидел кровь на ноже. Он плакал о своей матери, о себе, смывая слезами пыль на полу, а они смывали боль в душе.

И в то время как медленно, очень медленно это выходило из него, боль уменьшалась, пока наконец-то, наконец-то он не почувствовал, что освободился от нее. Почувствовал себя чистым. Он передернул плечами и вздохнул, а потом сел и прислонился к стене.

Он сидел так – тихо, отдыхая и смотря на заходящее солнце. Сидел и думал. Он знал, что для этого пришло время. Он достиг своей цели, и она принесла ему меньше счастья, чем он хотел. До этого дня он был исключительно практичным. Теперь настало время меняться. Дать себе снова чувствовать. Чувствовать то, что рвалось из сердца с тех пор, как он встретил Акихито, даже если для этого было слишком поздно. Акихито…

Последние лучи солнца пересекли стену, позолотив стоящую в воздухе пыль.

Она сверкала, как глаза Акихито когда-то. Акихито нес в себе свое собственное солнце. Но, когда он обратил свой взор на Асами, эти глаза потухли.

Эта мысль отозвалась в душе свежей болью. Ему бы хотелось быть важным для кого-то. Сильным для кого-то. Защищать кого-то. Он хотел любить кого-то и хотел, чтобы это что-то значило.

Вместо этого он использовал свою силу, чтобы лишить других воли. Его насильный контроль.

Собственные эмоции он скрывал и отталкивал истинные чувства, которые кто-то к нему питал. Он вовсе не защищал Акихито – Акихито самого нужно было защищать от него. Вкус поражения был горьким. Но его потери – еще горше. Внутри него сейчас зияла дыра, и ничем нельзя было ее заполнить. Ничем…

Он помотал головой, пытаясь прояснить мысли. Он не собирался позволить этому случиться снова. Он должен был дать себе еще один шанс. Внутри Акихито должно было что-то остаться, – что-то, что может ответить на его чувства.

Но должен ли он это делать?

Впервые за много лет он попытался подумать неэгоистично. Он увидел, что двое любят друг друга. От этого ему стало так больно, что разрушились стены его самоконтроля. Мог ли он вообще предложить Акихито свою любовь?

А что Фейлон? Еще один, кому он сделал худо. Еще один, о ком он мог быть заботиться. Должен был бы заботиться. И на его руках опять же – кровь. Он закрыл глаза, вспоминая, и тяжело вздохнул.

Он никогда не ненавидел Фейлона. Он скорее ненавидел то, что тот сделал с Акихито. Но если все так переменилось между ними, может быть, им с Фейлоном лучше быть вместе? Без него?

Асами чуть усмехнулся этой мысли. Будто он позволит такому случиться.

Он не мог бросить Акихито вот так. Не так легко. Сначала надо попытаться. Он все еще чувствовал себя достаточно эгоистичным, чтобы бороться за то, что хотел. Он что-нибудь придумает.

Свет к этому времени уже почти померк. Боже, он так устал.

Асами услышал приглушенные голоса его людей за дверью, спорящих, в порядке ли он. Он хмыкнул. Как он мог ответить им, если и сам был в этом не уверен? Бог ты мой, я вляпался еще в одну заваруху, которую должен расхлебывать. Интересно, Маэда еще не уехал из страны? Я ему должен.

Он медленно поднялся на ноги и отряхнул одежду. Армани никогда еще не смотрелся так дерьмово. Но в этот раз ему было наплевать. Он остановился в дверях и обернулся в последний раз.

- Прощай, мама. Прости, что не смог помочь тебе, но я действительно тебя любил. И, знаешь, моя любовь действительно стоила бы чего-то, не оттолкни ты ее.

Он развернулся и вышел. Дверь качнулась на шарнирах, позолота ключа в замке слабо отражала прозрачно-красные отсветы заходящего солнца.

Этот дом необходимо снести и построить на этом месте парк. И он начнет думать об этом – с завтрашнего дня.


Замерев, Такаба стоял посередине комнаты, и сердце его разрывалось надвое тем, что только что произошло с Асами. Он беспомощно повернулся к Фейлону. Тот подошел к нему, прижал к груди и заговорил:
- Думаю, что план сработал лучше, чем мы ожидали.

Такаба заплакал.

- Фей, ему было так больно… Я не хотел делать ему больно…

- Акихито, ты должен был быть готов к такому. Мы старались сломать его. Все это было спланировано по определенной причине, и ты знаешь, что эта причина не очень-то хороша.

- Боже, что он теперь сделает? Он остался совсем один. – Такаба поднял на Фея глаза. – Я не могу оставить его одного.

Фей посмотрел на него и вытер бегущие по щекам Такабы слезы.

- Пойми, если на самом деле он не сломался и ты возвратишься к нему, хуже времени для возвращения просто нет. Он может уже никогда не воспринимать тебя как личность. И у тебя может больше не быть такого шанса. И у нас – тоже.

Такаба отстранился и провел пальцами по волосам.

- Прости. Мне нужно идти, пока у меня еще есть шанс. Я должен.

Фей грустно улыбнулся.

- Я понимаю. – Он подошел и мягко поцеловал Такабу.

Фей…

Давай же. Ты уже долго ждал этого шанса. Иди.

С сожалением взглянув на него в последний раз, Такаба выбежал из комнаты и понесся вверх по лестнице.


Фей закрыл дверь и какое-то время стоял в одиночестве.

Прошедшие несколько дней…

Он подошел к страхолюдному диванчику, улегся на него, потом свернулся калачиком. Он встанет и будет нормальным и адекватным – но только потом…


По настоянию Асами водитель довез его до дому. Этим вечером он был просто не в состоянии заниматься чем-либо. Пока он ехал в лифте, он подумал, что больше ему это место не нравится. Может быть, ему стоит купить дом. Где-нибудь за городом, где позеленей.

Он прошел к двери, минуя охранника, отпер ее. Вошел и увидел туфли. Закрыл дверь и остановился, удивленно уставившись на них. Чьи бы они могли быть? Ответ никак не желал приходить в голову.

Он разулся и осторожно вошел в комнату. Там было пусто. Он остановился у кухни. Пусто. Заглянул в ванную. И там никого. Потом замер около спальни. Глубоко вздохнул и толчком открыл дверь.

Акихито вешал одежду в шкаф. Его, Асами, шкаф. Свою одежду.

Асами тихо вошел в комнату, остановился сзади и уставился на него. Вытянул палец и, поколебавшись, упер Акихито в затылок. Тот подпрыгнул и развернулся.

- Блин! Асами! Ну и зачем так тыкать, а!

Акихито смотрел на него, тяжело дыша. Его лицо в глазах Асами медленно расплывалось.

- Асами! С тобой все в порядке?

Они встретились в поцелуе. В нем не было жажды власти, контроля, желания подчинить. Этот поцелуй был полон нежности, и они делились ей, передавая друг другу, пробуя вкус друг друга, будто в первый раз. Они упали на кровать, и желание было таким же сильным, как и всегда, только на этот раз к нему примешивалась радость. Они немного повозились, будто в первый раз, не зная, как заниматься любовью, но потом просто расхохотались и решили попробовать что-то новое. Даже говорили друг другу что-то, тихо, мягко, и каждое слово значило очень много, – так же, как и взгляды, и прикосновения. Было немного слез – не от грубости, но от интенсивности эмоций. А потом, когда страсть, наконец, утихла, они отдыхали друг у друга в объятиях, зная, что наконец-то возвратились домой.

Назад

Далее