Fairy stories

Глава 5


День у Аи не задался с раннего утра.

Около половины четвертого Кен принялся стучать в его дверь, умоляя впустить его. Это повторялось каждую ночь, с тех пор как Ая разорвал их отношения, но обычно начиналось гораздо раньше, еще до того, как Фудзимия ложился спать. Он ни разу не впустил Кена в комнату, но времени на то, чтобы уговорить бывшего любовника  оставить его в покое, требовалось немало. Нынешней ночью Ая только что проснулся, разбуженный чередой весьма реалистичных кошмаров со своей сестрой в главной роли, и был не в состоянии ни спорить, ни игнорировать Хидаку.
     
- Я не впущу тебя, Кен, но я к тебе выйду, - вздохнул он, набрасывая фиолетовый фланелевый халат поверх пижамных брюк.

- Ты… выйдешь? Спасибо, Ая, - едва слышный шепот за деревянной панелью двери.

Промолчав, Ран медленно открыл дверь, готовясь к тому, что Кен попробует ворваться внутрь, как только он отопрет замок. Но Хидака стоял, с кажущимся безразличием прислонившись к стене напротив двери, всем своим видом олицетворяя смирение. Ая знал, что это не более чем видимость, но все равно вышел из комнаты.

- Пойдем в гостиную, - предложил он и, не дожидаясь ответа, пошел первым.

Ая устроился в своем привычном кресле, а Кен включил одну из настольных ламп и занял место на кушетке напротив него. Некоторое время  они просто глядели друг на друга, и Ран отстраненно размышлял: а собирается ли Кен вообще что-нибудь говорить, ведь вряд ли он ждет, что Ая заговорит с ним первым.

Он уже начал засыпать, когда Кен, наконец, произнес:

- Я хочу, чтобы ты уехал отсюда со мной.

Ая вздохнул.

- Почему ты думаешь, что это что-то изменит, Кен?

Лицо Кена оживилось, и он начал объяснять, подкрепляя свои слова жестикуляцией, чего не делал уже довольно давно, отметил про себя Ая.

- Здесь скопилось слишком много плохих воспоминаний для нас обоих, и особенно для тебя, - начал он. – Я принимаю лекарства, и считаю, что мне это действительно помогает, Ая. Я больше не впадаю в такой гнев как раньше… Даже когда ты сказал мне, что… мы больше не должны быть любовниками, - Кен с видимым трудом сглотнул, – я сдержался. И, возможно, в новом месте, там, где не будет всех этих напоминаний… о ней, ты начнешь чувствовать себя лучше. Мы можем поехать куда захочешь, малыш, - Кен упал на колени перед креслом Аи, хватая его за руки. – В любое место в мире.

- А как же Критикер, Кен? – спросил Ая, пойманный этим предложением врасплох.

- Я говорил с Оми. Мамору, - поправился Кен. – Он сказал, что если нам надо уйти из Критикер, он сможет это устроить. Он уже сделал это для Ёдзи.

Ая не мог придумать, что на это сказать. Ему не хотелось отвечать твердым отказом, потому что мысль о смене обстановки была довольно привлекательна, но он знал, что не должен соглашаться.

Он собрался заявить, что ему это не кажется хорошей идеей, но вдруг язык Кена оказался у него во рту - ищущий, отчаянный. И Ая ответил на поцелуй.

«Я не должен этого делать, - думал Ая. – Я разорвал наши отношения. Это приведет только…»

Кен куснул пульсирующую жилку за его ухом, и Ая решил, что ему все равно, к чему это приведет. У него не было сил бороться с Кеном, а чувствовать, как чужие пальцы теребят и щиплют его соски, было так приятно…

- Я люблю тебя, я так люблю тебя, Ая, - выдыхал Кен, осыпая лицо и шею Рана нежными, влажными поцелуями. – Я не знал, что делать, когда ты сказал, что больше не позволишь мне любить тебя… Это нечестно, Ая! - Кен развязал пояс халата и стянул его с плеч Аи. – Позволь мне любить тебя, пожалуйста!

Кен вскочил и, стащив Рана с кресла, заставил встать прямо перед собой. Ая почувствовал, как его халат соскользнул с плеч на пол, и почти сразу следом отправились пижамные штаны; услышал собственный стон, когда ладонь Кена обхватила его затвердевший член.

- Да, Ая, вот так. Хотя бы еще один раз, - шептал Кен ему в ухо, покусывая и облизывая мочку, в то время как его руки блуждали по телу Рана. 

Ая потерялся в тумане противоречивых эмоций. Он ощущал себя отстраненным от того, чем занимался с Кеном, но в то же время не настолько, чтобы связно думать. Как бы он ни старался, в его голове все время вертелись одни и те же фразы: «Это не имеет значения. Ничего не имеет. Большего я не заслуживаю. И никогда не заслуживал».

Голова Рана немного прояснилась, когда Кен, уже обнаженный и усевшийся в кресло, усадил его на себя и обхватил его лицо ладонями.

- Тебе хорошо? – спросил он, и Ая автоматически кивнул. - Тогда иди сюда, мой сладкий. Иди ко мне.

Ая одним плавным движением насадился на твердый, как сталь, член Кена, и только тогда понял, что тот, должно быть, успел его подготовить. Кен застонал.

- Полегче, малыш. Боже, я так люблю чувствовать тебя. Как горячо… 

Он поднял ноги Аи так, что тому пришлось опереться ступнями на ручки кресла. Ран уцепился за спинку, чтобы не свалиться, но сильные, мускулистые руки Кена немедленно обхватили его.

– Можешь отпустить, Ая. Я держу тебя.

Ран отпустил кресло и оперся о руки Хидаки. Его слегка позабавило напоминание о том, что его телу всегда нравилось доставлять Кену удовольствие. И сейчас, несмотря на обстоятельства, он изгибался и стонал, когда Кен поднимал и опускал его на свой член, постепенно ускоряясь, врываясь в него все резче и сильнее. Ая, громко вскрикивая каждый раз, когда задевалась его простата, одной рукой потянулся к собственной груди, чтобы поиграть с соском, а второй принялся ласкать свой возбужденный член.

- Такой красивый, - полузадушенно проговорил Кен, в его голосе было явственно слышно напряжение. – Такой…!

Ая, тяжело дыша, откинул голову назад и заорал, когда оргазм расколол его на миллионы пылающих осколков.

Где-то в другом мире застонал Кен, и Ая представил, как пульсирует сейчас внутри него член любовника. Он почувствовал какое-то движение, ощутил губы, прижавшиеся к его губам, язык, скользнувший по его языку, и вообразил, как Кен заглатывает его целиком – так, как это делают змеи - засасывает Аю внутрь себя, и он медленно переваривается там, пока от него не остаются только зубы и кости…

От этой картины его отвлекли руки Кена, обхватившие его лицо, и зеленовато-голубые глаза, пытающиеся поймать его взгляд.

- Ая? Ты меня видишь?

Ран не знал, почему, но этот простой вопрос задел внутри него что-то настолько болезненное, что у него перехватило дыхание. Он мог только оцепенело смотреть прямо перед собой, не осознавая, что по его щекам покатились слезы.

- Ая? – в голосе Кена зазвучала тревога. Он приподнял Рана и усадил себе на колени, убаюкивая, словно ребенка.

Ая, поняв, что не может больше ни секунды находиться в гостиной, попытался встать, но Кен еще крепче прижал его к себе.

- Пожалуйста, Ая, скажи, что случилось? Я ведь не сделал тебе больно?

- Отпусти меня, Кен, - раздраженно бросил Ран. Ему надо было уйти отсюда, взять себя в руки и попытаться осознать случившееся. Не то, чтобы он надеялся преуспеть, но попытаться было нужно.

Пальцы Кена вцепились в него настолько сильно, что Ая резко выдохнул, но тут же разжались, отпуская.

- Не уходи так, Ая.

- Ты получил то, что просил, - ответил ему Ран, запахивая халат и подбирая штаны из кучи валяющейся на полу одежды. – Трахнулся со мной последний раз, так?

- Ая, прекрати! Не веди себя так, прошу, ведь только что все было хорошо, - взмолился Кен, вставая и удерживая Аю за предплечье. – Ты мне нужен, Ая. Я не могу без тебя. Скажи, что я должен сделать, чтобы ты не уходил, я сделаю все, что ты попросишь! Я сделаю все для тебя, Ая!

- Мне ничего от тебя не надо, - резко отозвался Ран. – И никогда не было нужно. Мне плевать, что тебя это расстраивает. Ты сам в этом виноват.

Глаза Кена полыхнули, и из них чуть ли не посыпались искры, как будто он был на грани превращения  в дикого зверя, беснующегося сейчас внутри него. Ая занял оборонительную стойку и замер в ожидании. Он был переполнен странными эмоциями и жаждал выпустить их из себя. Ая изобразил презрительную усмешку – он не хотел бить первым, но если он вынудит Кена напасть, то, возможно, сможет дать себе волю и схватится с ним. Схватится по-настоящему, без ограничения на силу ударов и запрещенные приемы, а не просто устроит дружескую потасовку – не так, как они дрались друг с другом, когда Ая впервые пришел в Вайсс. Его захлестнуло адреналиновое возбуждение. Это именно то, что ему нужно…

- Абиссинец, Сибиряк, стоять! – прогремел командный голос Мамору.

Кен съежился. Ая заметил мимолетную вспышку ужаса и отчаянья в его глазах. Каким же чудовищем надо быть, чтобы заставлять Кена драться, когда тот изо всех сил пытается побороть в себе зверя и не стать еще хуже, чем есть. Ая – возможно, намеренно – забыл, что Кен совсем уже не тот человек, каким он был в их прежние дни в Вайсс. И он сам тоже. И подобная схватка не закончилась бы простой потерей сознания.

- Кен, пожалуйста, оденься, я хочу серьезно с тобой поговорить, - продолжил Мамору. Повернувшийся к нему Ая смутно удивился, как даже одетый в красную шелковую пижаму с белыми сердечками, Такатори умудрялся производить впечатление силы, с которой нельзя не считаться. – Ая, - сказал он, его взгляд и голос смягчились, - Пожалуйста, вернись в постель. Завтра у тебя будет трудный день, так что тебе лучше отдохнуть, пока есть такая возможность.

Ая, не оглядываясь, вышел из комнаты, чувствуя, что Кен умоляюще смотрит ему вслед. Ощущение этого взгляда не оставляло Аю, даже когда он был уверен, что его уже никак нельзя увидеть из гостиной.

Он захлопнул за собой дверь, запер ее, прислонился лбом к дереву и только тут обнаружил, что его трясет.

- Черт, - прошептал Ая. Рой перепутанных, непонятных чувств продолжал биться в нем, пытаясь выбраться наружу и ему хотелось кричать, кричать до тех пор, пока не порвутся от напряжения голосовые связки.

Совершенно неожиданно ему пришло на ум, что, наверное, он все-таки любил Кена.

Остатки самообладания разлетелись в клочья. С протяжным стоном он сложился пополам,  рухнул на пол и, обхватив голову руками, зарыдал, не чувствуя больше ничего, кроме выворачивающей наизнанку боли и кровоточащей черной дыры внутри себя.

******

Проснувшись несколько часов спустя,  Ая обнаружил, что по-прежнему лежит на полу возле двери, сжавшись в комок. Он заставил себя подняться, растирая затекшие мускулы и потягиваясь. Благословенное меланхолическое оцепенение  вновь снизошло на него, не оставив и следа от ночной бури эмоций.

Он оделся в первое, что попалось под руку, и уже поворачивал ручку двери, когда вспомнил, что сегодня должен вернуться Ёдзи. Он привезет с собой Шульдиха, но все-таки он вернется. Вайсс снова соберутся вместе.

Эта мысль не вызвала у него прилива сладко-горькой ностальгии, как когда-то.

Усмехаясь, Ая покачал головой. Как воссоединение группы наемных убийц может вызвать ностальгию? Это ведь не члены музыкальной группы, снова собравшиеся вместе, и не старые друзья-охотники, и не университетские приятели. Что они будут делать – приготовят попкорн и будут предаваться воспоминаниям о своих самых удачных убийствах? Или составлять десятку Самых Дурацких Моментов на миссиях? Может быть, Наги и Шульдих так и смогут. Их, похоже, не тяготила специфика работы наемниками – возможно, потому, что они никогда не думали о себе как о Хороших парнях в Плохой ситуации.

Тут он понял, что кто-то стучится в дверь.

- Ая? Ты уже встал?

Мамору. Ая выдохнул, только сейчас заметив, что задерживал дыхание.

- Да.

- Уже почти время ланча. Ты хочешь поесть сейчас или когда приедут Ёдзи с Шульдихом?

- Мне все равно.

Он вряд ли вообще сможет есть. Его и без того подташнивало.

За дверью помолчали, и Ая представил себе, как Мамору со вздохом закатывает глаза.

- Ты хотя бы выйдешь? Я хочу поговорить с тобой.

- Я как раз собирался.

Ая присоединился к Мамору в гостиной, где был накрыт чай, и обнаружил, что ему совсем не хочется садиться в свое кресло, где они с Кеном… он потряс головой. Неважно. Он сел в кресло и взял чашку с чаем, предложенную Мамору.

Отпив несколько глотков, Мамору поставил чашку на стол и скрестил руки на груди, внимательно глядя на Аю.

- Я волнуюсь за тебя.

- Ты за всех волнуешься.

Такатори стряхнул со своих брюк невидимую пылинку.

- Не все разрывают отношения, потом занимаются сексом, а потом нарываются на драку с психически нестабильным профессиональным киллером.

Ая ничего не ответил.

Мамору продолжил.

- Кен сказал, что хочет уехать вместе с тобой. Думаю, что вытащить тебя отсюда – отличная идея, но Кен – неподходящая для тебя компания. Однако, если это то, что ты хочешь, я не буду вас останавливать, - Ая приподнял бровь, и Такатори невинно улыбнулся.

-  Но это было бы очень опрометчивым решением. Конечно, ты всегда можешь пожить у нас с Наги в Токио…

Ая решительно покачал головой.

- Я так и думал, - вздохнул Мамору. – Что ж, тогда лучше обсудим, что нам с тобой делать, когда приедет Ёдзи, но я надеюсь…, - он умолк. - Ая? Что-то не так?

«Что нам с тобой делать», - крутилось в голове Рана. «Что нам с тобой делать». Так вот к чему все пришло. Он помнил эти слова, адресованные Кену, когда стало ясно, что травма головного мозга слишком серьезна, чтобы предоставить его самому себе. Найти надежное место… обеспечить должный уход… Кен редко рассказывал о времени, проведенном в лечебнице Критикер, но упоминал иногда о бесконечных днях, когда ему оставалось только сидеть и смотреть в окно; о том, как он был вынужден записывать свои мысли, если таковые возникнут, цветными мелками; о бесконечных вереницах то снисходительно-высокомерных, то чрезмерно сострадательных медсестер; об одних и тех же вопросах, снова и снова задаваемых разными врачами; о пациентах, которых, точно стадо коров, перегоняют из палаты в палату огромные санитары с безразличными лицами.   

Мамору уже почти тряс его.

- Абиссинец! Ответь мне! – он использовал «голос для миссий», но в нем были слышны неуверенные нотки. Ран инстинктивно схватил Мамору за руки, намереваясь высвободиться, но вместо этого судорожно в них вцепился. Он должен был разозлиться на Такатори, даже возмутиться, но он просто чувствовал себя опустошенным. Как всегда.

- Ая? Пожалуйста, скажи что-нибудь, Ая!

- Все нормально.

Он посмотрел на Мамору, отчасти ожидая увидеть, что его огромные голубые глаза наполнены слезами, но они были сухи. Естественно – это же был не Оми.

- Ая, такое с тобой часто бывает? – обеспокоенно спросил Такатори, но взгляд его был расчетливо-задумчивым.

- Все нормально. Просто оставь меня одного, пожалуйста.

- Не оставлю, но вопросы больше задавать не буду. Я просто посижу здесь, хорошо? – Мамору поднялся и сел обратно на диван.

Взгляд Аи переместился за окно.

- Как хочешь, - пробормотал он. Когда Мамору взял журнал и начал его листать, в голову Аи пришла мысль. – Где Кен и Наги?

- Хмм… Ну… Кену не очень понравились некоторые вещи, которые я сказал ему утром, так что он уехал. Я послал Наги присматривать за ним, чтобы он не попал в неприятности. Я связывался с ним недавно, и он сказал, что Кен просто катается по побережью. Возможно, он сегодня вообще не вернется.

Ая фыркнул. Сегодня приезжает Ёдзи - конечно же, Кен вернется.

-  Он вернется сегодня, Мамору.

- Ты так думаешь?

- Я знаю.

Такатори с минуту разглядывал его, а затем снова вернулся к журналу.

Охваченный неожиданным беспокойством, Ая встал и подошел к окну. Глядя на слегка покачивающиеся на ветру ветки деревьев, он думал, что, возможно, жизнь в лечебнице будет не слишком-то отличаться от его жизни здесь. Мамору позаботится о том, чтобы его поменьше беспокоили, и при этом он будет проходить то, что у них называется «лечением»…

Перед мысленным взором Аи чередой бесконечных отражений растянулись дни, которые он до самой своей смерти проведет в комнатах, покрашенных в мягкие, спокойные тона, сквозь небьющееся оконное стекло наблюдая за тем, как сменяют друг друга времена года, и ни о чем не думая.   

Он скорее почувствовал, чем услышал или увидел присутствие в доме Кудо. Ёдзи шел к нему, протягивал к нему руки, и Ая ощутил себя моряком, после изматывающего плавания увидевшим свет маяка на родном берегу. Ёдзи обнял его, и Ая вцепился в него изо всех сил. Кудо пах сигаретами, и аэропортом, и специями, и дальними краями, где всегда сияет солнце, и каждой посланной ему улыбкой, и всеми винами, которые он пробовал, но больше всего он пах самим Ёдзи, и, о черт, он сейчас опять расплачется…

«Спокойнее, спокойнее. Мы пробудем тут какое-то время, так что сейчас ты можешь его отпустить», - знакомый голос, зазвучавший в его голове, был ироничен, но мягок, и, вернувшись к действительности, Ая неожиданно осознал, что Ёдзи практически кричит, прося отпустить его наконец.

Подавленный, Ая отпустил Ёдзи и рухнул в свое кресло. Он, словно со стороны, слышал, как здоровается с Ёдзи, а затем с Шульдихом. Видел, что Ёдзи вышел из комнаты, как раз когда вернулся Мамору, неся поднос с напитками – он, похоже, вообще был не способен передвигаться по дому без этого чертового подноса – и заметил, что Шульдих остался в комнате, пристально глядя вслед Кудо.

«Ты понимаешь, что Ёдзи теперь мой, правда, Ая?» - это не было вопросом.

Ая подтянул ноги в кресло и обхватил колени руками, расстроенный постыдной сценой, которую он устроил перед Ёдзи и его любовником, едва они успели приехать. Они, наверное…

«Ох, да прекратишь ты или нет? У тебя нет причин винить себя, ты-то ничего плохого не сделал», - было очевидно, что Шульдих полагает, что кто-то все-таки что-то плохое сделал, но Ая не представлял, кто бы это мог быть, если не он. Шульдих продолжал: «Мы не уезжаем, я не ненавижу тебя, и Ёдзи… тоже тебя не ненавидит. Мы отойдем на пару минут, а потом вернемся и отпразднуем наше маленькое воссоединение, ja?»

И рыжеволосый гайдзин, чья походка немного утратила свою обычно беззаботную грациозность, прошествовал дальше по коридору.

Ая был ошеломлен. Шульдих никогда так много не говорил, обращаясь лично к нему. Он задался вопросом, что бы это могло значить, но не испытывал желания анализировать ситуацию – сейчас ему не хотелось абсолютно ничего, лишь сидеть, уставившись на собственные колени.

Мамору, который был гораздо меньше, чем Оми, склонен к попыткам «разговорить Аю», когда тот явно не хотел общаться, сидел, неторопливо попивая кофе и никак не комментируя происходящее.